Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай Кузанский подчеркивал, что в монастырских библиотеках должны быть качественно переведенные и отредактированные Библии.
Я согласен с тем, что здесь слишком много догадок и что все необязательно должно было быть именно так – ведь Гутенберг мог и сам увидеть потенциал. Это был крайне амбициозный проект, не имевший прецедентов, для которого невозможно было точно рассчитать затраты времени и денег. Но во время пребывания Николая Кузанского и его свиты в городе мог появиться такой момент, он должен быть, учитывая целеустремленность Гутенберга. Он был охвачен самой идеей, видением ее красоты, перед которой не устоят никакие препятствия, красоты, превосходящей все, о чем только могли мечтать писцы, которая могла быть воспроизведена во всем своем совершенстве сколько угодно раз – это было наивысшим вознаграждением за его изобретение.
Николай Кузанский купил копию Библии Гутенберга для Бриксена – сейчас она находится в Вене.
* * *
Но у Гутенберга не было денег. Он снова обращается к Фусту. Можете представить себе всю неловкость ситуации. Прошло три года, а Гутенберг лишь едва покрыл свои затраты с помощью «Доната», «Книг Сивилл» и индульгенций и даже не выплатил проценты по первому займу. Здесь не все ясно. Первоначально Гутенберг говорил о миссалах и «Донате». Теперь появились другие мелкие предприятия. Он утверждает, что это исключительно его собственные идеи, не являющиеся частью первоначального соглашения, и что вырученные за них деньги он должен вложить обратно в дело.
Помимо всего этого, ему нужно больше денег для открытия второго цеха, необходимого для издания Библии. У него есть на примете одно здание – дом, принадлежащий его далекому родственнику, живущему во Франкфурте. Это дом Гумбрехта, который находится на Шустерштрассе, недалеко от его собственного дома. Он пуст и весьма рентабелен.
Фуст колеблется. Кроме того что он дал Гутенбергу взаймы 800 гульденов, тот должен был ему около 140 гульденов, накопившихся с учетом процентов, не выплаченных за 2–3 года. Но Фуст должен согласиться с тем, что прогресс в обустройстве цеха в доме Гутенберга – со всеми его прессами, формами и шрифтолитейными аппаратами – налицо, и это хорошо, поскольку дом оставлен ему под залог. Жаль, что с миссалами ничего не получилось. Но Фуст также должен согласиться и с тем, что у этого дела большой потенциал, если только Гутенберг сможет реализовать свою идею. Кажется, что единственный способ вернуть деньги – дать ему еще, даже если для этого самому придется брать в долг.
Прогресс в обустройстве цеха в доме Гутенберга – со всеми его прессами, формами и шрифтолитейными аппаратами – был налицо.
Таким образом, они еще раз повторяют ту же сделку: еще 800 гульденов и еще один договор об уплате процентов.
Теперь Гутенберг мог осуществить свою мечту.
Чтобы заинтересовать потенциальных покупателей – европейских правителей и духовенство, – печатные Библии Гутенберга не должны уступать рукописным по красоте, необходимо также, чтобы они превзошли их по аккуратности в двух изысканных томах общим объемом в 1275 страниц. Его книги, вполне возможно, послужат толчком к кардинальным изменениям в способе распространения информации, но важно, чтобы это не выглядело слишком революционно, ибо в противном случае никто не станет их покупать. В них пока нет ни одного из тех дополнений, которые мы теперь рассматриваем как неотъемлемую часть книги: титульного листа, содержания, логотипа типографии. Книги должны быть представлены как новая форма письма, а совсем не как печатное издание. Риск был слишком велик. Понадобятся годы, будет затрачено целое состояние, потребуется беспрецедентное техническое и художественное мастерство, не говоря уже об управленческих навыках высокого уровня.
Для начала Гутенбергу нужен был самый лучший экземпляр Библии из всех имевшихся, чтобы отследить каждый символ по отдельности. Всего же в Библии было 290 символов (разные формы букв, 83 лигатуры, 9 знаков препинания, а также знак ударения, указывавший на пропущенную букву).
Чтобы заинтересовать потенциальных покупателей, печатные Библии Гутенберга не должны были уступать рукописным по красоте и аккуратности.
Затем ему должны были изготовить пунсоны. Это означало год работы для господина Дюнне, если бы он трудился в одиночку. Дюнне понадобилась помощь – и он получил ее, поскольку в источниках упоминаются еще два ювелира: Гётц фон Шлеттштадт и Ганс фон Шпейер. Давайте предположим, что было три гравера-пунсониста, а срок на гравировку пунсонов сократим до четырех месяцев.
Между тем нужно было заказать пергамент. Сохранившиеся до наших дней 12 экземпляров Библии Гутенберга на пергаменте дают основание полагать, что первоначально было отпечатано около 30—35 экземпляров. На это пошло около 5 тысяч шкурок ягнят, каждую из которых нужно было отделить от меха, умягчить путем отбивания в чане, обработать золой и мелом, растянуть, высушить и гладко выскрести. На обработку каждой из них уходило не менее месяца – все зависело от времени года. Граверы должны были заказывать пергамент за несколько месяцев вперед.
Но пергамент, по крайней мере, был местным, чего нельзя сказать про бумагу для остатка тиража – около 150 экземпляров (из которых уцелело 37 экземпляров и еще почти 18 фрагментов), что в общей сложности составляет почти 200 тысяч страниц, сделанных вручную и при этом отличающихся высочайшим качеством. В Германии бумага была недостаточно высокого качества. Для Библии она доставлялась сухопутным способом из Италии, о чем свидетельствуют водяные знаки.
Теперь о шрифте. Внимательное исследование свидетельствует о том, что первоначально над ним трудился один человек, затем – два, далее – три, причем каждому свойственны свои, едва заметные особенности набора шрифта. Капр предположил, что каждый работал одновременно над тремя страницами: набирая одну страницу, печатая другую и рассыпая строки набора третьей. Каждая страница Библии содержит в среднем около 500 слов – примерно 2600 символов. Шесть наборщиков, каждый из которых делал по три страницы – так как требовалось 46 тысяч символов, это был минимум, могло быть и больше. Не нужно гравировать заглавные буквицы – место для них лучше оставить пустым, чтобы каждый покупатель мог организовать свою собственную «рубрикацию» согласно отдельно напечатанному руководству. Для изготовления шрифта нужна была группа из трех человек, каждый с ручной литьевой формой с производительностью четыре символа в минуту; на это ушло бы около трех недель. Также требовались выравнивание по высоте, абсолютная грамотность и умение пользоваться современными ручными литьевыми формами. Но раньше никто ничего подобного не делал. Работа могла растянуться на месяцы.
Исследование шрифта свидетельствует о том, что первоначально над ним трудился один человек, затем – два, далее – три, причем каждому свойственны свои, едва заметные особенности.