С момента возмущения Аннабель разгромом полпредства он стал присматриваться к ней и даже поручил следить за каждым ее шагом сыскному бюро.

Информация о ней не была серьезной, но сведения о ее бывшем любовнике Хозе, путавшемся среди анархистских элементов Капсостара, вызывали у него подозрения.

Он со страхом ждал известия о том, что Аннабель встретилась с Хозе, но донесения бюро не подтверждали его подозрений.

Спокойная жизнь у них кончилась, и они оба тяготились ею. Флаугольд стал проявлять черты мужа-собственника. Отсюда вытекал целый ряд неприятностей, столкновений, мелких ссор, которые мало чем отличались от обычных семейных неурядиц в каждом доме. Ревнуя ее к прошлому, он часто издевался над ее Хозе, делая ей жизнь невыносимой.

Аннабель, корректно кивнув головой, села рядом с ним. От прошлой благодарности к Флаугольду ничего не осталось. Холодные придирки к ней заставили ее жалеть о сделанном шаге, и она, сознательно идя навстречу неприятностям, мечтала о том моменте, когда расстанется с Флаугольдом.

Посмотрев на эстраду, она перевела скучающий взгляд на зрителей.

В соседнем кресле сидел Барлетт, а за его спиной Дройд с неизменным блокнотом в руке.

Зал гудел.

Публика весело разговаривала и смеялась, нетерпеливо посматривая на эстраду в ожидании торжественного акта.

Раздался удар гонга. Справа и слева на эстраду выбежали двадцать пять полуодетых женщин, выстроившихся в одну шеренгу. Потом за ними медленно вышел профессор Ульсус Ван Рогге. Его появление было встречено аплодисментами.

Черная фигура профессора резко выделялась на фоне розовых женских тел, едва прикрытых светлым газом и кружевами.

— Господа, — медленно начал профессор, — сегодняшний день является истинным празднеством, так как знаменует торжество великой идеи фашнационала и спасения человечества. Перед вами те, которые когда-то мечтали низвергнуть священные основы порядка, законности и собственности. Они дерзали восставать против законов бога и природы, которые сотворили неравенство людей. Всякий, нарушающий законы природы и общества, тем самым исключает себя из жизни и из общества. Участь этих людей была предопределена: их ждало уничтожение. Но наука указала нам способы, как из негодного для человеческого общежития материала создавать людей, способных к безропотному выполнению своих социальных функций. В нашем обществе существуют функции, считающиеся по справедливости позорными, когда они являются результатом распущенности и лени. Но эти же функции становятся полезными и почетными, когда они направлены на укрепление незыблемых начал нашего общества. На долю этих женщин выпала почетная обязанность охраны наших важнейших социальных институтов — брака, семьи и нравственности. Им предназначено быть резервуаром, поглощающим тот избыток энергии, который не вмещается в рамках брака и семьи и своим напором создает в них опасные бреши. Исходя из общественно-полезной роли этих женщин, государство считает их своими чиновниками. Да, эти женщины — чиновники и помогут государству укреплять традиции, охранять брак и тем укреплять наш социальный строй. Думаю, что выражу мысли всего собравшегося здесь почтенного общества, приветствуя наше правительство, которое этим выпуском чиновников Стеклянного дома еще раз доказало, как много оно делает для развития культуры, порядка, благоденствия населения и охраны священных основ общества.

Профессор поклонился и под бурные аплодисменты сошел с эстрады.

— Хорошо говорит профессор, — обратился Барлетт к Флаугольду серьезным тоном, но с усмешкой в глазах. — Главные достоинства его речи — краткость и выразительность.

Аплодисменты затихли.

На эстраду взошел Ян Спара. Высокий, худой, в длинном черном сюртуке, он казался одухотворенным и проникнутым великой идеей, которую сейчас возвестит миру.

Окинул взглядом своих полусумасшедших глаз девушек и зал.

— Уважаемые леди и джентльмены! Пути господа бога нашего неисповедимы, и мы сейчас присутствуем на акте величайшего торжества божия. Великомилостивый господь бог наш не допустил в своей величайшей милости и доброте окончательной гибели неверующих отщепенцев государства и общества и через величайшее открытие профессора вернул снова в свое отцовское лоно души заблудших детей нашей церкви. Неисповедимы пути божьего провидения, и благодаря его неизреченной милости мы присутствуем при этом величайшем акте человечности. От имени церкви я говорю вам и девушкам, которые сегодня приступают к исполнению своих служебных обязанностей: благословляю вас, трудитесь для благоденствия нашей страны.

Последние слова Яна Спара вызвали овацию, и он удалился с эстрады под гром аплодисментов. Сейчас же на эстраде появился директор Стеклянного дома.

— Уважаемые леди и джентльмены! Сейчас новый выпуск продемонстрирует желающим их испытать джентльменам свою подготовку в искусстве танцев. Прошу в танцевальный зал.

Из соседнего зала раздались томные звуки ленсберри-скотта. Вся публика встала и бурным потоком потекла в зал для танцев.

Генерал Биллинг стоял и наблюдал за танцующими, предвкушая будущее удовольствие. Мимо него проплыла в танце одна из выпускных. Он не замедлил подхватить ее и, танцуя с ней, дошел до конца зала.

— Как тебя зовут, красотка?

— Мэри, сэр.

— Вы любили кого-нибудь?

— Нет, сэр.

— Мэри, я хочу вас поцеловать, идемте со мной.

— О, сэр, еще не было сигнала разрешения, я, право, не знаю.

Генерал Биллинг увлек ее в угол, задрапированный портьерами, и, крепко прижав к себе, стал целовать.

Девушка не сопротивлялась, но в ее опущенных глазах пробегали зловещие огоньки.

— Идем, — и он, грубо схватив ее за руку, потянул за собой.

— Пустите меня, пустите! — крикнула Мэри.

В ее голосе слышалась такая злоба, что генерал опешил, выпустил ее из рук и внимательно посмотрел в глаза.

— Вот как? Да ты, милашка, сделана совсем по новому образцу. Ну, что ж, это еще интереснее, — и он вплотную пододвинулся к ней.

Мэри отступила назад, ее ноздри вздрагивали от гнева.

— Ну, идем, — крикнул Биллинг, грубо хватая ее за руку.

Но в ответ получил пощечину.

За все время существования Стеклянного дома это был первый случай.

— Браво, браво! — и тихий смех заставил обоих оглянуться.

Генерал сразу узнал человека, железные пальцы которого он еще до сих пор чувствовал на своей шее.

— Вы… Это вы?

Свет потух, и когда генерал дрожащими пальцами повернул выключатель, то в комнате никого уже не было.

— Не может быть, — прошептал генерал Биллинг, — не может быть…

Глава VII

ДЛЯ ВИЛЛИАМА МОЖЕТ ПРИГОДИТЬСЯ

Прозвучал серебряный гонг, и яркий белый свет заменился голубоватым. Пробежал восхищенный топот по всему залу, и гости снова заняли свои места.

Выпускные прошли на эстраду.

Наступила тишина. Снова вышел директор Стеклянного дома с орденами, украшавшими