коридор и, захлопнув дверь, засмеялся:

— Попался, голубчик, попался!

И бросился в соседний коридор к телефону. Вызывая дежурного по караулу, он нервно потирал руки и дрожал мелкой дрожью.

— Алло! Немедленно сюда дежурного, в камеру № 725. Заключенный буйствует.

И бросился наверх, чтобы скорее встретить дежурного.

Взбегая по лестнице, новый Корнелиус Крок наткнулся на лаборанта Грессера, который удивленно посмотрел на него.

— Мистер Корнелиус, что с вами?

— Идиот! — ответил Корнелиус и быстро прошел мимо.

Лаборант Грессер отшатнулся и с ненавистью посмотрел ему вслед: «Кажется, последнее происшествие совсем его свело с ума».

И махнув рукой, пошел в комнату стенографистки.

— Знаешь, нам надо уходить отсюда, и чем скорее, тем лучше. Корнелиус, кажется, совсем сошел с ума. Он теперь натворит такого, что волосы дыбом встанут.

— А что случилось? Ай, что это?..

Тревожные звонки запели по всем коридорам Карантина.

— Началось, — вскричал лаборант и выскочил в коридор.

Мимо него, нелепо размахивая руками, пробежал Крок с караульным начальником. Увидев Грессера, он закричал, не останавливаясь:

— Там, в камере 725, пациент сошел с ума. Скорее за нами!

Грессер бежал за ними и, наблюдая суетливые движения Корнелиуса, взволнованно думал о той каше, которую заварит этот безумный.

— Вот здесь… здесь… Осторожнее, — подпрыгивая от нетерпения, вскрикивал Крок.

Дежурный, привыкший ко всему и видевший всякие виды, не торопясь отыскивал ключ от камеры.

— Скорее… скорее! — торопил Крок.

— Сейчас, мистер Корнелиус, но, право, не стоит так волноваться из-за какого-то пациента.

«Вот поистине разумные слова», — подумал лаборант Грессер.

Дверь открылась. Все вскочили в камеру и, не видя перед собой никого, сейчас же попятились к дверям, боясь, что заключенный, прижавшись к стене у двери, бросится на них сзади. Обернулись, но и сзади никого не было.

— Здесь нет никого, мистер Крок, — недовольным тоном произнес караульный начальник.

— Но он только что был здесь.

Дежурный пожал плечами и вышел из камеры. За ним в полной растерянности вышел новый Корнелиус Крок.

«Так, — подумал лаборант Грессер, тревожно вглядываясь в Крока, — я знаю, где искать заключенного № 725. Конечно, это так. Но куда же он девал Корнелиуса?.. Надо сообщить Арчибальду Клуксу, забрать Герти и уноситъ ноги отсюда. Ну их к черту и с диссертацией, и с жалованьем, и с профессурой. Тут и сам в какую-нибудь камеру попадешь!»

Глава VI

ОТКРЫТИЕ СТЕКЛЯННОГО ДОМА

Несмотря на все принятые Комитетом человеческого спасения меры, чтобы ни одна заметка не проникла в прессу, ни один громкоговоритель не оповестил население о происшествии в Карантине, оно все-таки скоро стало достоянием всего города.

Из уст в уста передавались ошеломляющие известия.

— Большевики сбежали из Карантина. Чуть не задушили Крока.

— А что с ним? Жив?

— Жив, но сошел с ума.

— Отряд большевиков ворвался в Карантин, освободил всех заключенных. Крока увели с собой.

— И вовсе не увели, а подменили.

— И чего правительство смотрит!

— Все ото бабьи сплетни, просто Корнелиус Крок болен.

— Заболеешь, когда его чуть не убили.

— А где же большевики?

— Скрылись. Где-то здесь бродят.

На улицах собирались кучки людей и перешептывались, но расходились при виде полисмена или кого-нибудь с фашистским значком.

Было созвано экстренное заседание президиума Комитета человеческого спасения для выработки мер успокоения населения.

Решили произвести первый торжественный выпуск женщин для стеклянных домов, которые с недавнего времени были объявлены государственной монополией и находились в ведении особого ведомства — Комитета по насаждению нравственности среди населения.

Немедленно была разработана программа выпуска, и вечером всюду горели объявления:

«Государственный Центральный Стеклянный дом.

Новый выпуск — 25 — новый выпуск девушек.

Последние новинки в искусстве любви. Балет. Аукцион любви.

На открытие вход по пригласительным билетам».

Это вызвало сенсацию. Около Стеклянного дома толпились вечерами сотни любопытных, разглядывая через прозрачные стены комнаты, в которых шла суета, уборка и декорирование.

Шум толпы заглушали громкоговорители.

Время от времени передняя стена Стеклянного дома сразу потухала, и через мгновение освещалась какая-нибудь комната, в которой несколько женщин, одеваясь и раздеваясь, демонстрировали последний крик моды дамского белья и туалетов.

По бокам освещенной комнаты загорались рекламы, приглашающие приобрести все показываемые образцы.

Толпа громким гулом приветствовала появление каждой новой группы обнаженных женщин, громогласно обмениваясь мнениями о достоинствах телосложения живой рекламы.

Наконец настал день выпуска.

В двенадцать часов ночи Центральный Стеклянный дом сверкал в темноте улицы, как громадный аквариум, в котором вместо рыб плавали люди. Отовсюду к нему подлетали автомобили, экипажи, и густой толпой подходили приглашенные и любопытные.

Публика волной подымалась по лестнице, стремясь во второй этаж. Всюду сверкали черные фраки, блестело белоснежное белье, розовели обнаженные спины и руки женщин. Между приглашенными шмыгали суетливые фигуры лакеев.

Против Стеклянного дома толпились тысячи любопытных, напряженно смотревших на необыкновенное зрелище.

Едва войдя в залу, Арчибальд Клукс почти в дверях встретился с Аннабель.

— Вы сегодня еще более очаровательны, чем обыкновенно, — проговорил он, целуя ее руку.

— Ах, оставьте, — с сумрачным видом отвечала она. — И вы тоже, мистер Арчибальд, пришли полюбоваться унижением человека?

— Это не люди, — полушутя-полусерьезно сказал Клукс, — это низший класс.

— Нет, это люди, — горячо возразила Аннабель. — Эти женщины — мои сестры.

— Нет, миссис, вы прямо делаетесь социалисткой, — засмеялся Клукс.

— Ну что ж, занесите и меня в ваши черные списки.

— Ваше имя записано в моем сердце.

— Вы неисправимы, — хмуро улыбнулась Аннабель.

— Есть только один способ исправить меня, — многозначительно посмотрел на нее Клукс. — Попробуйте.

Аннабель отвергалась, не отвечая. Откровенный флирт Клукса раздражал ее. Предстоящее позорное зрелище волновало ее и переполняло ее сердце горечью.

Чем она лучше этих несчастных девушек? Случайность избавила ее от предстоящей им участи. И намного ли лучше ее судьба? Она продалась одному, их будут продавать всем.

О, с каким наслаждением она швырнула бы в лицо правду всем этим пресыщенным негодяям, которые пришли сюда за острыми ощущениями, могущими расшевелить их притупившиеся чувства!

Молчание становилось тягостным.

— Пойдемте, — кивнула она Клуксу.

Он взял ее под руку.

— Вы сегодня в дурном настроении, могу я узнать причину?

— Ах, вам не понять! Вы такой же, как все!

«Женские капризы», — подумал Клукс, отводя Аннабель в первый ряд и усаживая ее рядом с Флаугольдом.

Флаугольд чуть покосился с неудовольствием на Аннабель, но по-прежнему, как всегда, процедил несколько корректно-любезных фраз.