– Это будет забавно.

Услышав мои слова, Ансель расправил плечи.

– Не говори со мной.

Я хмыкнула.

– Ну, если мне нельзя с тобой разговаривать, здесь нам будет довольно скучно.

– Тебе нельзя, так что… прекрати.

Очаровательно.

Воцарилась тишина. Я пинала кровать, а Ансель смотрел куда угодно, только бы не на меня. Спустя несколько долгих минут я спросила:

– Тут вообще есть чем заняться?

Он поджал губы.

– Я сказал, хватит разговаривать.

– Может, библиотека у вас есть?

– Хватит!

– Я бы хотела выйти погулять. Глотнуть свежего воздуха и солнечного света. – Я указала на его красивую кожу. – А вот тебе, возможно, стоит надеть шляпку.

– Будто я стал бы вести тебя на улицу, – усмехнулся Ансель. – Я, между прочим, не дурачок.

Я села и серьезно посмотрела на него.

– Да и я не дурочка. Слушай, я знаю, что мимо тебя мне в жизни не пройти. Ты слишком, э-э, высокий. На таких длинных ногах ты меня запросто догонишь. – Ансель нахмурился, но я одарила его обаятельной улыбкой. – Если на улицу тебе меня выпускать нельзя, почему бы не устроить мне вместо этого экскурсию по Башне…

Но он уже качал головой.

– Рид говорил, что ты хитрая.

– Я всего лишь прошу устроить мне экскурсию, какие уж тут хитрости, Ансель…

– Нет, – твердо сказал он. – Мы никуда не пойдем. И зови меня новопосвященный Диггори.

Моя улыбка завяла.

– Так мы что же, теперь родственники?

Ансель нахмурился.

– Нет.

– Но ты ведь сказал, что твоя фамилия Диггори. Такая же и у моего многострадального мужа. Вы с ним родня?

– Нет. – Он быстро отвернулся и уставился на свои ботинки. – Эту фамилию дают всем нежеланным детям.

– Нежеланным? – переспросила я, ощутив приступ невольного любопытства.

Он хмуро посмотрел на меня.

– Сиротам.

По некой непостижимой причине у меня сжалось сердце.

– Ясно. – Я помолчала, подыскивая верные слова, но не нашла. Разве что… – А тебя утешит, если я скажу, что у меня с моей матерью отношения так себе?

Ансель нахмурился еще больше.

– У тебя хотя бы есть мать.

– И очень жаль, что есть.

– Ты ведь это не всерьез.

– Всерьез. – Слов более правдивых мир еще не слышал. Последние два года каждый день, каждый миг, каждую секунду я желала, чтобы матери не было. Желала родиться у другой женщины. У любой другой. Я едва заметно улыбнулась Анселю. – Я не задумываясь бы поменялась с тобой местами, Ансель. Но это касается только родителей, твоего кошмарного наряда мне не нужно. Такой оттенок синего мне не идет.

Он обиженно оправил мундир.

– Я велел тебе замолчать.

Я смиренно откинулась на кровать. Теперь, когда я узнала правду о нем, следующая часть плана, самая коварная, была мне не слишком по вкусу. Но это не имело значения.

Я стала мурлыкать себе под нос напев, чем очень раздражила Анселя.

– Напевать тоже нельзя.

Я не обратила на него внимания.

– Была не красотка Грудастая Лидди, но в мире не сыщешь сочней ее титек, – пропела я. – За ней мужики увивались, да зря – потуги их были ей до фонаря…

– Перестань! – Его лицо побагровело так, что могло бы даже посоперничать цветом с лицом моего муженька. – Что ты творишь? Это… это же неприлично!

– Конечно, неприлично. Это же песня, которую распевают в пивнушках!

– Ты бывала в пивной? – спросил он ошеломленно. – Но ты ведь женщина!

Мне потребовались все силы, чтобы не закатить глаза. Кто бы ни рассказывал этим ребятам о женщинах, они явно напрочь отстали от жизни. Будто женщин вообще не встречали. Это если про настоящих женщин говорить, а не про нелепые утопические мечты вроде Селии.

Я просто обязана была открыть бедному юнцу глаза.

– В пивных полно женщин, Ансель. Мы не такие, как ты думаешь. Мы умеем все то же, что и вы, а может, и получше вашего. За стенами этой церкви, между прочим, целый мир есть. Могу показать, если хочешь.

Его лицо окаменело, хотя на щеках все еще розовели пятна.

– Нет. Хватит разговаривать. И напевать. И петь. Просто… просто не веди себя как обычно, хоть недолго, ладно?

– Ничего не могу обещать, – сказала я серьезно. – Но вот если бы ты устроил мне экскурсию…

– Ни за что.

Ах так? Ну ладно.

– Билли Трехногий картавил слегка, но хрен его был прям как третья нога! – завопила я.

– Хватит, ХВАТИТ! – Ансель замахал руками, его щеки снова запылали. – Я тебя отведу на экскурсию, только, пожалуйста, пожалуйста, перестань петь… про это!

Я вскочила, хлопнула в ладоши и улыбнулась.

Вуаля.

К несчастью, нашу экскурсию Ансель начал с огромных залов Сан-Сесиля. К еще большему несчастью, об архитектуре собора он знал слишком много, равно как об истории каждой реликвии, каждой статуи и каждого окна. После пятнадцатиминутной лекции я не смогла не проникнуться к нему некоторым уважением. Мальчик определенно был умен. Но вот спустя еще четыре часа мне захотелось треснуть его по голове монстранцией[13]. И только перед ужином он наконец угомонился, пообещав продолжить завтра.

Но в лице Анселя читалась почти что… надежда. Будто в какой-то миг ему даже стала нравиться наша экскурсия. Будто он не привык владеть чьим-то безраздельным вниманием, а то и вообще не привык к тому, чтобы его слушали. И когда я увидела эту надежду в его щенячьих глазах, доводить дело до рукоприкладства мне расхотелось.

Но вот от главной цели отвлекаться было нельзя.

Когда следующим утром Ансель постучался ко мне, муженек оставил нас, не промолвив ни слова, и опять ушел туда, где пропадал днем. Накануне, когда доставили мою остальную одежду, мы с мужем провели вместе напряженный и безмолвный вечер, а потом я вернулась в ванную. Его дневник, как и письма Селии, загадочным образом куда-то делся.

Ансель с сомнением повернулся ко мне.

– Ты еще хочешь продолжить экскурсию?

– Да, насчет этого. – Я расправила плечи, точно не желая тратить еще день, слушая про кость, которая, возможно, когда-то принадлежала Святому Константину. – Наша прогулка вчера была, конечно же, безмерно увлекательной, но я хотела бы посмотреть Башню.