себе кумыса, я уверен, много времени не пройдет, как к тебе кто-нибудь подсядет и поинтересуется, откуда караван, какой товар он везет и прочее. Ты сразу все не вываливай, а намекни, мол прежде чем разговор говорить, хорошо было бы и угостить как следует. К примеру, покажи пустую пиалу или еще что! Не мне тебя учить восточным хитростям. Как принесут кумыса и угощение, сделай вид, что тебя развезло с устатку, и как бы случайно проговорись, что в основном шерсть и кожи из Мавераннахра.

На губах Куранбасы появилась понимающая улыбка, но я все-таки добавляю.

— Не повторяйся! Скажи это только один раз и то как бы невзначай, с пьяну вырвалось.

Теперь уже и боярин Малой усмехается в усы, а Горята качает головой.

— Ох и ушлый ты, Фрязин! Неужто в твоем Риме все такие⁈

Я усмехаюсь в ответ.

— Не помню, давно это было!

На это смеются уже и полковники, а Ванька аж зашелся весь.

— Консул, позволь я с господином Куранбасой поеду, а?!.

— Я тебе поеду! — Тут же, смеясь, отрезаю я. — Ты себя в зеркало видел⁈ С твоей славянской мордой только купца из Хорезма изображать.

Не обижаясь, Соболь довольно хохочет, улыбается и Хансен, и остальные. Все кроме Якуна!

Тот раздраженно поджал губы.

— Чему вы все радуетесь, не пойму! Ну закупитесь вы, ну сэкономите грош, а потом все сгниет за зиму, и потеряем в сто раз больше! Не верю я, что хан нас отсюда выпустит!

Теперь все шесть пар глаз вновь уставились на меня, эмоции боярина требовали спокойного и разумного ответа.

У меня нет стопроцентной уверенности, но сегодня утром я отвел Иргиль во дворец к Боракчин-хатун. Царица встретила ее сама, обняла как родную и повела в покои. Мне лишь кивнула, мол я ничего не забываю и правильные поступки ценить умею.

Иргиль лишь сжала мою ладонь на прощанье и ушла без слов. Все, что можно сказать словами, мы уже сказали друг другу вчера. И то, что было на сердце, и то, что в голове. Я полностью посвятил Иргиль в свои планы, рассказал о будущем династическом кризисе в Орде, о том, кого я вижу на троне, еще о намечающемся большом походе на запад, и о роли Бурундая.

Молча выслушав меня, она спросила только одно.

— Чего ты ждешь от меня⁈

В тот момент мне многое хотелось ей сказать, но боясь расчувствоваться, я не позволил себе эмоций и ответил излишне жестко.

— На сегодня мне нужно разрешение покинуть Золотой Сарай, а на будущее… — Задумавшись, я сформулировал задачи максимально кратко. — Не позволь им отравить Улагчи и постарайся внушить ценность союза со мной. Опираясь на меня, Боракчин-хатун сможет не только удержать трон, но и сохранить свою жизнь, а Бурундай — превзойти славу Субудай-багатура и дойти до последнего моря.

Я не сомневаюсь, что Иргиль справится со своей задачей, а прощальный кивок ханши подтвердил, что та помнит о свое обещании.

Все это рассказывать я не собираюсь, это мое дело и моя тайна. Людям достаточно моей уверенности и моего слова, поэтому встретив взгляд Якуна, говорю твердо и без капли сомнений.

— Недавно ты спрашивал, кто тебе скажет, доколе мы будем здесь торчать. Так я тебе отвечу. Я скажу! Когда собираться, когда грузиться на корабли и когда отплывать! Потому как я здесь за все несу ответственность и решаю, когда и что делать! — Чуть усмехнувшись и снизив градус накала, добавляю. — Ежели я говорю, что скоро отправимся домой, то значит так оно и будет, не сомневайся!

Глава 12

Конец октября 1253 года

С небес льет мелкий противный дождь, а холодный пронизывающий ветер пробирает аж до самого нутра. Подбитый мехом суконный плащ намок и, потяжелев раза в два, давит на плечи тяжелым грузом.

Я смотрю вслед уходящим кораблям и, только когда последний из них скрывается за речным поворотом, поворачиваюсь к Ваньке.

— Ну что, полковник, пойдем потолкуем с местными!

Сейчас последние дни октября, и полтора месяца назад мы отплыли из Золотого Сарая. Как я и ожидал, вмешательство Доракчин-хатун принесло свои плоды. Батый, скорее всего, не имел по этому вопросу твердого решения, и доводы тех, кто мешал нашему отъезду, ханша без труда переселила.

Путь назад был труден. Идти против течения — это совсем не то, что вниз по реке. Усилий больше, а отдача пшик! В сравнении с тем как мы шли в Орду, дневные переходы уменьшились раза в полтора. Плюс осенние ветра и дожди не добавляли настроения. В общем, к концу октября добрались только до Нижнего Новгорода и здесь встали. Многие корабли требовали ремонта, а аварийный запас был уже исчерпан. К тому же было много сломанных весел, которые тоже нечем было заменить. А еще больные, коих никак нельзя было вести дальше. В результате сложилась критическая ситуация. Идти дальше было нельзя, но и стоять тоже было некогда! Грозно надвигалась зима, и оставался всего один месяц, чтобы достичь Твери.

С тем набором проблем, что у нас имелся, шансов на это не было никаких, и на последнем совете решили прибегнуть, как сказали бы в будущем, к промышленному каннибализму. Пять катамаранов решено было оставить в Нижнем, предварительно сняв с них весла, мачты и все что нужно было заменить на идущих дальше судах. Экипажи вытащенных на берег кораблей, как и значительную часть груза, тоже решено было оставить здесь, дабы облегчить катамараны, которые пойдут дальше. Только так появлялся шанс прорваться в Тверь до наступления ледостава.

Везти поредевший караван в Тверь я поручил Куранбасе, а сам решил остаться на берегу. Во-первых, я чувствовал ответственность за больных, да и всех прочих оставленных в чужом месте людей. Во-вторых, корабли, товар, и другое имущество — все это нуждалось в защите и охране. Эту проблему можно было решить, только договорившись с местными, и вот тут появлялся еще один аспект, заставивший меня принять столь некомфортное решение. Это был сам город, что темнел сейчас на вершине холма черными кольями городской стены. Нынче это еще маленькое городище, полное напуганных степными набегами жителей, но я знаю — за этим городом большое будущее. Не пройдет и ста лет, как он станет одним из крупнейших на Руси, а уж в новой реальности мне тем более он был необходим для освоения задуманного Волжского пути.

Куранбаса упирался до последнего. Вращал глазами,