— Она ведь спрыгнула с такой высоты!

— А я считаю, она просто хотела произвести впечатление на Оли.

— Что ж, она своего добилась…

— Почему ты так думаешь? — удивилась Софи.

— Он же подхватил ее на руки!

— Но точно так же он подхватил бы любого. Даже Леза Отверженного, если бы тот кубарем слетел с Кобба.

Джемма рассмеялась.

— Но как они смотрели друг на друга! — не согласилась она. — Там явно что-то наклевывается.

— Это Бет все время строит ему глазки, — возразила Софи. — Я что-то не заметила, чтобы Оли ею хоть вот столечко интересовался.

— Не заметила?

Софи покачала головой:

— Думаю, он уже положил глаз на другую.

— На кого?

Софи прикусила губу:

— Думаю…

Она вдруг замолчала.

— Что?

— О боже! — воскликнула Софи. — Неужели глаза меня не обманывают?!

— Кто там?

— Ух ты! — Софи взволнованно вглядывалась куда-то. — Ох, черт!

— Кого ты там увидела? — не понимала Джемма.

На время съемок она снимала контактные линзы и теперь ничего не могла рассмотреть.

— Она до сих пор выглядит сногсшибательно! И, в общем-то, совсем не старая, — не унималась Софи, схватив Джемму за руку. — Больше сорока никак не дашь!

Джемма всмотрелась, куда показывала Софи, и различила неожиданный силуэт. Даже без контактных линз она без труда узнала черты, над которыми благодаря титаническим усилиям возраст был не властен.

— Джемма! — помахала ей рукой с безупречным маникюром дама с гладкой блестящей шапочкой черных волос.

Джемма подошла и обняла ее, погрузившись в облако духов.

— Привет, мама.

Кей присутствовала при осмотре Бет доктором Флойдом — дородным джентльменом, который осторожно ощупывал лодыжку больной пухлыми руками.

— Что ж, перелома нет, — улыбнулся он пациентке. — Но растяжение очень сильное.

— Нет перелома? — простонала Бет. — Отчего же тогда такая ужасная боль?

— На лодыжку пришелся вес всего тела, — пояснил доктор Флойд, пользуясь ситуацией, чтобы еще раз погладить ее ногу. — Вам повезло, что отделались растяжением.

Бет поморщилась. Кей не сомневалась, что с гораздо большей охотой она дала бы ощупывать свою ногу Оли.

— Рад, что вы уже предприняли все необходимые меры. Полный покой, ногу держите повыше, а лед — прекрасное средство против опухоли.

— У вас есть болеутоляющее? — невинно поинтересовалась Бет, округлив глаза.

— Я бы не советовал, — ответил доктор Флойд. — Боль — естественное напоминание о том, что надо устранить перегрузки, а вы, я подозреваю, как только избавитесь от боли, сразу вскочите как ни в чем не бывало и побежите снова прыгать с мола.

Он снова улыбнулся Бет, но она нахмурилась.

— Садист! — сказала она, как только доктор ушел.

— Принести тебе чего-нибудь? — спросила Кей. — Чашку чая?

— Боже! В моих жилах уже больше чая, чем крови!

— Может, что-нибудь почитать? Журнал или книгу? У меня есть все романы Джейн Остин, — предложила Кей.

— Растяжение да еще Джейн Остин — какой сегодня ужасный день!

Кей насупилась. Она все время попадала впросак, думая, что все должны любить Джейн Остин не меньше ее самой.

— Ну, тогда отдыхай…

— Кей! — немедленно завопила Бет. — Не уходи!

— Я буду наверху или на кухне.

— Всем на меня наплевать, — надулась Бет. — Все обо мне забыли!

— Вовсе не забыли. Но мне надо вымыть ванны и раковины.

— А потом придешь поболтать со мной?

— Конечно приду!

Бет покорно кивнула:

— Ладно, почитаю книжку — чтобы не скучать.

— У меня есть безотказное средство, — улыбнулась Кей. — Подожди-ка.

Вскоре она вернулась с потрепанной книжицей в мягкой обложке — это был роман «Гордость и предубеждение».

— Вот лучшее лекарство!

Бет неуверенно улыбнулась, словно Кей ее не убедила.

— Что ж, раз в твоем заведении нет ни одного глянцевого журнала, попробую почитать это.

Прибытие в Лайм Ким Рейли вызвало всеобщее возбуждение, и в беспрерывных попытках протиснуться поближе к знаменитости о Джемме моментально забыли. Съемочная группа сразу отвергла перекус хот-догами, и компания отправилась обедать в припортовый кабачок, где Ким стала потчевать всех байками из своего кинематографического прошлого.

— Дубль за дублем — и все в том же комбинезоне в облипку! — разглагольствовала она, попивая мартини. — Говорю же, в тот день я похудела на целый стоун[12].

— Немало, — вставил Оли. — Вы всегда производили впечатление превосходной формой. Надеюсь, вы не против это услышать?

— Нет, миленький, я не против услышать это от тебя, — ответила Ким, хлопая длинными ресницами.

— А тот комбинезон у вас сохранился? — спросила Софи.

Джемма в ужасе закатила глаза. За прошедшие годы она не помнила ни одной вечеринки, где мать не извлекала бы свой знаменитый костюм, а гости не упрашивали бы ее надеть это культовое облачение. Ким неизменно соглашалась и потом позировала фотографам, чувственно улыбаясь перед камерами. Теперь она, разыгрывая смущение, всплеснула руками, словно отмахивалась от вопроса.

— Ну, наверное, где-нибудь завалялся…

— Могу поспорить, он до сих пор сидит на вас как влитой, — предположил Оли.

Джемма подавила желание застонать. И зачем только Оли ее раззадоривает! Но Ким и не нуждалась в особом приглашении. С помощью различных уловок она искусно направляла разговор в нужное ей русло, и рано или поздно прославленный черный комбинезон становился главной темой для всех присутствующих.

— Мне нужно позвонить, — пробормотала Джемма, выбираясь из-за столика в углу паба.

Она вовсе не собиралась никому звонить — просто хотела хоть на минутку забыть о происходящем. Подумать только, мать пробыла в Лайм-Реджисе каких-то полчаса и уже успела довести ее до белого каления.

«Но что тебя так раздражает?» — спросила она сама себя, глядя в зеркало в женском туалете, куда сбежала от глупых разговоров.

— Она всегда, всю жизнь меня затмевала, — призналась Джемма своему отражению.

Но разве все остальные — нет? Вот она, оборотная сторона застенчивости.