– Что значит, свадьба через неделю? – продолжала Мила, восторженно глядя на них. – Ты ничего не говорила! Как вы вообще познакомились? Давно?

– Мы работаем вместе, в лаборатории. Давид – мой босс.

Мила взвизгнула от восторга:

– Ну вы даёте! Служебный роман!

– Мила, иди к себе, – вдруг строго сказала госпожа Михельсон.

Девочка сперва опешила, но затем, очевидно, зная, что споры не помогут, надула губы и с топотом ушла наверх.

– Я требую подробностей! – крикнула она оттуда, а затем с грохотом захлопнула дверь.

В комнате повисла гнетущая тишина. Давно Давид не чувствовал себя настолько нежданным гостем. Примерно с тех пор, как в последний раз навещал своего отца. Хотелось уйти. Но помня, что они пришли не просто так, он продолжал молча сидеть на диване и смотреть в пространство перед собой. Чего он не мог понять, так это почему София решила, что податься в дом родителей – хорошая идея.

– Пойду поставлю чайник, – произнёс господин Михельсон, пока его жена сверлила взглядом дочь, кажется, даже не думая демонстрировать манеры.

– Твой жених в курсе твоей ситуации? – спросила наконец она, сложив руки на груди.

София фыркнула:

– Естественно, Давид знает, что я – химера.

В ответ раздалось издевательское «пфф-ф-ф».

– «Химера». Придумали же…

Любопытство взяло верх над нежеланием ввязываться в разговор, и Давид спросил:

– А что не так с названием?

В ответ сперва раздалось ещё одно «пфф-ф», а затем Агата всё же ответила более развёрнуто:

– Назвали, как будто это нормально и как будто их таких много. Ещё и гордятся этим.

– Кто гордится? – тут же вспыхнула София.

– Пастор Лука рассказывал мне об этих… сообществах, где собираются «не такие, как все» и обсуждают, какие они особенные. Вам там объясняют, что вы должны гордиться своими «способностями», а не стыдиться их.

– Ужас какой! Нужно ведь гнобить всех, кто чем-то отличается от ваших понятий нормы! – Давид видел, что София только и ждала возможности устроить скандал.

Ему начало казаться, что она приехала в родительский дом не потому, что это был отличный способ воспользоваться компьютером, не привлекая внимания, а потому, что их ситуация стала идеальным оправданием для визита. И София точно знала, чего ждать от матери.

– А, по-твоему, нужно воспевать каждого, кто уродом на свет появился?

– Это тебя пастор Лука научил? Что все зверолюди – просто уроды?

– Пастор Лука – святой человек! – воскликнула госпожа Михельсон, подходя к ним ближе. – Он призывает любить каждого человека и каждого зверя. Только не всякий наделён такой божественной искрой, чтобы уметь принимать мир во всём его многообразии. Я лишь на пути к такому уровню духовного развития.

– И путь тебе предстоит долгий, мам, – отозвалась София.

От нового витка спора их спас господин Михельсон, который принёс поднос с чашками и чайником. Каждому он налил чай, и теперь все молча пили его, обдумывая дальнейший разговор.

Давид предположил, что компьютер находился в комнате Милы. Но как напроситься в спальню к подростку и не получить по морде? Это должна была сделать София.

– Если честно, мы приехали не для того, чтобы выяснять отношения, – начал было Давид.

Договорить ему не дали, госпожа Михельсон тут же отставила чашку на журнальный столик. Теперь уже сидя в кресле, она закинула ногу на ногу и сердито спросила:

– А зачем? Зачем вы явились? Сони не была здесь с тех пор, как уехала учиться в университете.

– Вот именно. Не беспокоила вас пять лет. И это благодарность, которую я получаю? – София сложила руки на груди, желая, вероятно, выглядеть надменно, но больше походя на избалованного подростка.

– Мне непонятно, чего вы хотите. Зачем приехали? Вам нужны деньги на свадьбу?

Этот вопрос задел Давида. Если бы он действительно решил жениться на Софии, то последнее, что стал бы делать – просить денег на свадьбу у её родителей. Он скорее согласился бы попросить о помощи своего отца, чем обращаться к незнакомым людям!

– Нет, конечно, Давид достаточно зарабатывает, – тут же фыркнула София. – Я уже сказала, мне показалось, что будет правильно, если я представлю вас с Давидом друг другу. После можем не видеться ещё столько же.

– И ты хотела повидаться с Милой, – «напомнил» Давид.

Она перевела на него удивлённый взгляд, а затем её лицо изменилось: он мог точно сказать, в какой момент София вспомнила, зачем на самом деле они явились в этот дом.

После небольших препирательств с родителями она получила разрешение подняться в комнату сестры.

Давид остался с хозяевами наедине. Это не была ситуация мечты. Он с доброжелательно настроенными людьми и то не всегда знал, как вести беседу, а тут – два враждебных взгляда и давящее молчание.

С другой стороны, он не испытывал потребности заполнять каждую минуту тишины звуком своего голоса, поэтому просто поддерживал Михельсонов в их стремлении издавать как можно меньше звуков.

Первой заговорила мать.

– Что с вами не так? – спросила она, заставив Давида удивлённо поднять брови. – На что вам сдалась жена с такими отклонениями?

– С отклонениями?! – изумился он. – Какие у Софии отклонения? Я ничего об этом не знаю!

Разумеется, Давид понял, о чём шла речь, но порой ему нравилось доводить людей до исступления. Да что там, ему это нравилось всегда, но чаще всего Давид старался держать себя в узде. Однако Михельсоны просто напрашивались на то, чтобы он немного их подразнил.

– Вы сказали, что в курсе её особенностей, – удивился господин Михельсон.

– Я знаю, что София умеет обращаться в полульвицу-полупуму и способна менять лицо или некоторые его черты, – кивнул Давид. – Но не знал, что у неё есть какие-то отклонения! Она всегда казалась мне среднестатистической химерой. Ничего особенного.

Госпожа Михельсон всплеснула руками:

– А вам мало? Вы не понимаете, кто она? В ней ведь живёт зверь.

– Или она зверь, в котором живёт человек, – отозвался Давид. – Это нам только предстоит выяснить.

– Зверь – это антихрист! Всё низменное, что есть в нём – это всё животное.

Давид встал с дивана и начал расхаживать по комнате.

– Постойте-ка… – он прикрыл глаза, мысленно оказался в школе, в директорском кабинете, где на полках стояли богословские труды и трактаты, и открыл один из них. – Откровение, глава пятая, стих пятый. «Лев от колена Иудина». Лев трактуется как образ Христа, – у себя в голове Давид пролистал несколько страниц. – Вот! Откровение Иоанна, глава четвёртая, стих седьмой: «И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лицо, как человек, и четвёртое животное подобно орлу летящему». Это было видение Иоанна, и зверей трактуют либо как четыре стихии и Божие ими управление, либо как четырёх евангелистов.

– И что? – резко ответила госпожа Михельсон. – Решил блеснуть умом? Я знаю, что сами по себе животные – такие же творения Бога, как и люди. Но когда зверь в человеке, которого Бог сотворил по образу своему и подобию,