Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перед ним, таким простым, который не умней никого, таксисты останавливали машины, швейцары распахивали двери. Его, такого простого, любили приглашать в гости. Попали мы как-то к случайным знакомым, поклонникам его труднообъяснимого дара. Едва вошли — увенчанный своей причудливой славой, артист немного увял. Он понял, что люди ждут от него чего-то необыкновенного, пусть и наивного, чтобы было потом о чем рассказывать. После короткой паузы с разных концов стола его стали обстреливать вопросами и, как в телепередаче «Что? Где? Когда?», ждать стремительного ответа. Но он, избегая разговора, склонил свою любимую народом голову над салатом. Тут же интеллигентные люди простили ему эту неразговорчивость за простоту гениального самородка. И повели огонь телевопросов на меня (о нем, конечно). Но и я не мастер в жанре блицинтервью. Выручил меня он. Не поднимая головы от маленького плацдарма в центре стола, начал подкладывать мне на тарелку салат, подливать в рюмку и, побрякивая баском, посоветовал:
— Прикроемся мужественной простотой.
От неловкости я не различал лиц за столом.
Он же:
— Погляди, на том углу стола в синей кофточке сидит. Ну, головастая, — все сечет!
А это — он все сек.
Дело в том, что, не стараясь быть остроумцем, он был наблюдателен и умен поразительно, но иначе, чем другие. Рассказывал мне как-то о спекулянтах, которых повидал в Одессе. Так точно, блистательно запечатлел типы тамошней мафиозной иерархии! Кто из них как относился к вышестоящим и к нижестоящим, и повадки каждого, и хитроумие каждого, у одного обаятельное, у другого наглое…
Нет, Евстигнееву по праву давали в фильмах роли ученых. Проницательных ироничных интеллектуалов.
Олег Ефремов однажды показывал (он любил показывать) актерам, что надо сыграть в сцене. Репетировали «Чайку». И актеры, примеряя его показ к себе, постепенно выполняли все, вернее то, что требовалось.
Ефремов дал такой совет и Евстигнееву.
Но тот спросил:
— А может быть, так?
И показал вариант.
— Или так?
И — иначе.
— А если так?..
Не помнится, сколько было предложений, каждое из них казалось самым убедительным. Кажется, пять или шесть.
В спектакле «Голый король» он, слегка обвитый парадной королевской лентой по голому телу, стоял лицом к зрительному залу, долго, молча, минуту за минутой и нерешительно, стараясь сделать это как бы незаметно для зрителей, пробовал пальчиками почувствовать хотя бы складочку несуществующей одежды.
Он был актер с головы до пят.
Он был человек пронзительного ума.
Он умел любить друзей.
Он со снисходительным презрением относился к уродствам нашей жизни.
Он — был.
Понял слово смирение. Давно уже понял. Но то и дело забывается.
Как живут, как вспоминают свое прошлое хоккеисты, которые перестали играть, певцы, которые перестали петь, писатели, которые перестали писать? Не может быть, чтобы все они пребывали в психологической яме. Некоторые, наверное, до конца дней своих благодарны жизни, единственной.
Евреи считали себя Богоизбранным народом. Судьба рассеяла их по странам мира.
Японцы были воинственны. Для самурая честь — выше жизни. Судьба обрушила на них атомную бомбу — Япония стала миролюбивым народом.
Россия долго была империей. Покоряла себе, правила другими народами. Теперь зовем опытных американцев: «Помогите нам…»
«Превращать минусы в плюсы». (Из телефонного разговора.)
О Хармсе долго молчали. Вспомнили уже Булгакова, Платонова, Бабеля, Олешу. Но вот маленький театр «Эрмитаж» прокричал и о нем. И это услышали. Это была одна из запоздалых побед справедливости.
…Три персонажа: Влюбленный, Девушка и Бестолковый дядя. Было бы довольно для смешного водевиля. А у Хармса они все трое еще и проглотили каким-то образом каждый по молотку. И в продолжение действия пытаются освободиться от них. Это как бы освобождение от наших собственных внутренних терзаний и комплексов.
…Актриса Полищук, так не подходящая своим ростом ко всем своим миниатюрным возлюбленным… А кто в жизни подходит другому полностью? Никто никому. А она и не замечает мелкости своих «предметов». Это такое трогательное, сегодняшнее. Никто никого по мерке для нас не создает. А как с тем, с тою, кто, казалось бы, не подходит нам?..
Поступки, совершенные в течение жизни:
Глупые и плохие.
Глупые, но не по моей воле — по моему безволию.
Глупые и нелепые, на беду только себе, и — на всю жизнь.
Я снова в гостях у детей. Пишу это в городе Остине. Это столица Техаса, но по американским масштабам — провинция. Правда, со столичными зданиями в центре и гигантским университетом, где работают мои дети. Живут они как бы на окраине города. Но — какой! Беззвучный широченный переулок — тупичок. Двухэтажные особняки из сказок Андерсена или «Марсианских хроник» Рея Брэдбери.
По ночам луна здесь повернута в другую сторону, нежели у нас. На автомобильные трассы осторожно выходят олени. Город на холмах и в окружении холмов. Дороги то покаты, то круты, — округло вниз, спирально вверх. Двухэтажные особняки расположены ярусами, и каждый не похож на другой, и каждым можно любоваться подолгу.
В этой столице Техаса чувствуется провинциальное величие.
А дети — это:
Старшему сыну Володе уже сорок пять лет! Хотя обликом он забавно молод. Я никогда не видел персов. Но когда он, веселый иронист, становится серьезен, на память почему-то приходит что-то некогда читанное — поэтическое, персидское.
Кумиры Володи. Те, на ком мерцает печать высокой одаренности. Биолога Любищева он видел лишь один раз в жизни. Тому было уже за восемьдесят лет, он передвигался на костылях. А говорил о Науке, пред которой лучшее, высшее — еще впереди. И о жизни, у него уже такой долгой, — и пред ней еще все впереди.
Чарлз Баббидж, который в прошлом еще веке создал первый компьютер. (В честь его имени назван любимый домашний кот — «Чарли».)
И нынешний — математик Маккарти, ученый в той же области искусственного интеллекта. К его юбилею (шестьдесят лет) Володя два года собирал книгу научных работ его учеников, расселившихся уже по всему миру. Маккарти — его духовный отец.
Младший сын — Алеша. Володе он сводный брат.
Вот он сидит, спиной ко мне, за компьютером. Золотистая в солнечном свете голова. Первый курс университета. Математика, программирование. (Это — от Володи.) Я его не видел уже два года, с тех пор как Лена и Володя уговорили отпустить его к ним, в Америку. Здесь я узнал его заново. В ленинградской школе он был неустойчиво средним. Здесь входит в почетный список декана.
На свои расходы зарабатывает сам одновременно с занятиями в университете.