Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эл склонил голову и устало ответил:
— Прими мою благодарность. Писания, которые я, несомненно, ищу? — он задумался. — Что ж, возможно, и так.…
Он повернулся, положив руку на дверное кольцо, и спросил:
— Зачем еще магу приходить в Башню Лунного Рога?
Голова Мардаспера оторвалась от тома, и его здоровый глаз удивленно моргнул. Другой, как заметила Эл, никогда не закрывался.
— Я не знаю, — сказал страж почти смущенно. — Здесь больше ничего нет.
— Зачем ты пришел сюда? — мягко спросил Эл.
Хранитель некоторое время молча смотрел ему в глаза, а затем ответил:
— Если мое управление здесь будет верным и прилежным в течение четырех лет — два года уже позади — жрецы Мистры пообещали снять с меня чары, которые я не могу разрушить.
Он указал на свой пристальный взгляд и многозначительно добавил:
— Как я получил его, это личное дело. Не спрашивай больше об этом, иначе мое гостеприимство иссякнет.
Эл кивнул и открыл дверь. Зондирующая магия пела и гудела вокруг него мгновение. Затем темнота за дверью превратилась в сжимающуюся, отступающую паутину, которая растаяла, открыв исхоженную каменную лестницу, ведущую наверх. Когда последний принц Аталантара положил руку на перила, в гладком камне прямо над его рукой, казалось, появился глаз и подмигнул ему... но, возможно, это было просто его утомленное воображение. Он продолжил подниматься по лестнице.
* * * * *
— За работу!
Лысеющий бородатый маг в заляпанной и залатанной мантии поднял ставень и прочно установил его опорную планку в гнездо, позволяя солнечному свету проникнуть в комнату.
— Хорошо, Бераст, — согласился младший волшебник, оборачивая руки тряпкой, чтобы с них не попала пыль, прежде чем взяться за следующую опорную перекладину, — за работу. Нам многое предстоит сделать, определенно.
Табараст Три Пропетые Проклятия слегка сурово посмотрел поверх очков и сказал:
— В последний раз, когда вы произносили такие восторженные слова, дорогой Друн, ты провел весь день с какой-то нетерезской детской игрушкой с колокольчиком, пытаясь заставить ее катиться самой по себе!
— Как и было задумано, — ответил Белдрун Согнутый Палец, выглядя обиженным. — Разве не затем мы трудимся здесь, Бераст? Разве восстановление и осмысление обрывков древней магии не является возвышенным призванием? Разве сама Святая Мистра не улыбается нам время от времени?
— Да, да, и да, — пренебрежительно сказал Табараст, отмахиваясь от аргумента как от объедков с пиршественного стола трехдневной давности. — Хотя я сильно сомневаюсь, что она была впечатлена неудачной попыткой воскресить игрушку.
Он поднял последнюю опорную планку.
— И все же, закончим с этим пустяком и давайте вспомним вместе.
Он вставил планку в гнездо, хлопнул по ней и повернулся к огромному неровному столу, который занимал большую часть комнаты, в нескольких местах почти касаясь массивных забитых книжных полок, расположенных вдоль стен. Шестьдесят или более неопрятных стопок томов возвышались тут и там из ковра свитков, обрывков старого пергамента и более поздних заметок, которые полностью покрывали стол. Местами записи были в три слоя глубиной. Бумаги были прижимал пестрый ассортимент драгоценных камней, богато украшенных и состаренных колец, обрывков причудливо изогнутой проволоки или кованого металла, которые когда-то были частями более крупных предметов, черепов со свечами и более странных вещей. Два мага вытянули руки над страницами и медленно двигали ими по кругу, как будто покалывание в кончиках пальцев могло найти текст, который они искали. Табараст медленно произнес:
— Кордорлар, пишущий в последние дни Нетерила... эксперименты с драконьей кровью…
Его рука метнулась, чтобы схватить определенный пергамент.
— Здесь!
Белдрун, нахмурившись, сказал:
— Я отслеживал магию огненного шара с тройным замедленным взрывом, которую, как утверждал какой-то бездельник по имени Олберт, создал, объединив более ранние магии Лаббартана, Илиймбрима Шарнулта и... и... проклятье, забыл имя.
Он поднял глаза.
— Так что за эксперименты с драконьей кровью? Помешивать это вещество в зелья? Пить его? Поджигать?
— Вводить его в собственную кровь в надежде, что это принесет человеку-волшебнику долголетие, увеличит энергию, даст драконий иммунитет или даже полномасштабные драконьи силы, — ответил Табараст. — Различные маги того времени утверждали, что добились успехов во всех этих областях. Не то чтобы кто-то из них выжил или оставил более поздние доказательства, которые подтверждали бы подобные утверждения.
Он вздохнул.
— Мы должны попасть в Кэндлкип.
Белдрун хлопнул себя по лбу и сказал:
— Опять? Бераст, я согласен, от всего сердца и каждой просыпающейся частичкой своего мозга. Мы действительно должны иметь возможность просматривать тома в Кэндлкипе — но мы должны делать это свободно, всякий раз, когда вздумается, а не в один визит или набегом. Я почему-то сомневаюсь, что они примут нас в качестве новых со-Хранителей Кэндлкипа, если мы войдем туда и потребуем такого доступа.
Настала очередь Табараста нахмуриться.
— Верно, верно, — сказал он со вздохом. — Поэтому мы должны максимально использовать эти раскопанные обрывки и забытые мелочи.
Он снова вздохнул:
— Какими бы лживыми и неполными они ни были.
Он ткнул в один пожелтевший пергамент почти обвиняющим указательным пальцем, добавив:
— Этот достойный претендент хвастается тем, что съел целого дракона, блюдо за блюдом. По его словам, это заняло у него целый сезон, и он нанял лучших поваров того времени, чтобы сделать его вкусным, продав им кости и чешую. Я начал сомневаться в нем, когда он сказал, что это его третий такой дракон, и что он предпочитает мясо красного дракона плоти синих драконов. Белдрун улыбнулся.
— Ах, Бераст, — сказал он. — Все еще цепляетесь за это романтическое заблуждение, что люди, которые берут на себя труд писать, являются подвижниками, которые всегда излагают правду? Некоторые люди лгут даже своим собственным дневникам.
Он махнул рукой на потолок и стены вокруг них и добавил:
— Когда все это было новым, как вы думаете, нетерезы, которые жили
