филигранью вокруг него, он выглядел как гигантская элегантная слеза, которая бесконечно блестела бы на щеке леди. Какая большая работа. Труд, намного превышающий его полезность, сделан для чистой радости овладения Искусством и создания чего-то, что будет длиться... и таких предметов должно быть тысячу раз тысяча, разбросанных по всему миру, настолько богатому природной магией, что все они могут быть названы безделушками. Не был ли Эльминстер Омар, по правде говоря, еще одной безделушкой?

Возможно. И, возможно, ему было суждено оставить после себя немногим больше, чем эти бесконечные пыльные клочки пергамента, запутанные и незавершенные идеи веков... И все же этот поток ошибок, тщетных стремлений, случайных триумфов или разрушительных бедствий был Искусством, а Мистра была хранительницей Плетения, из которого все это вышло и к которому все это вернулось. Достаточно. Он стоял в заваленной пергаментами комнате в Башне Лунного Рога, здесь и сейчас, и мысли о потоке магии или самой природе Искусства были одинаково неуместны. Его мир был местом голода и жажды, ощущения холода или жары — или ощущения такой невероятной усталости, что он едва мог держать глаза открытыми еще мгновение.

Стоп! Вот — он уже видел эту надпись раньше. Изящная, плавная рука Эленшера, который был так хорош в создании новых и необычных защитных заклинаний в Миф Дранноре, пока его не разорвал фаэримм, которого он опрометчиво заключил в слишком слабые заклинания, чтобы немного поэкспериментировать... жертва, как сказали бы некоторые, высокомерного предположения о превосходстве эльфов и этическом праве легкомысленно преобразовывать или калечить «меньшие существа», даже если они на самом деле не являются меньшими существами, которое владеет умами столь многих представителей его расы. Неудачный момент неверного суждения и еще один момент небрежности, как назвали бы это другие. И кто мог сказать, какая точка зрения была правильной или действительно ли что-то из этого имело значение? Вспоминая, как стройный эльф смеется и жестикулирует с бокалом вина в руке на террасе, которой больше не было, среди народа, которого больше не было, Эл отодвинул в сторону другие записи, чтобы открыть все послание Эленшера. Это было своего рода заклинание. Или, скорее, зарождение «крючка» Искусства, которое позволило бы добавить дополнительную силу к существующему заклинанию, наложив другое заклинание на невидимый крючок, который затем втянул бы заклинание в защитное плетение и позволил заклинателю управлять им и регулировать его эффекты. Эльминстер молча перечитывал заклинание, пока оно не подошло к концу и не прервалось. Эленшер следовал обычной практике эльфийских магов. Он записал завершающую часть формулы на другой бумаге, хранившейся в другом месте. В его жилище могли быть тысячи таких бумаг, и память Эленшера была единственным связующим звеном между тем, какая бумага к какой прилагалась. В Городе Песни даже был вороватый маг Твиллист, который искал власти, крадя такие «концы» заклинаний, продавая их молодым ученикам и другим, жаждущим большего знания и силы, в обмен на меньшую, но цельную магию. Недостающий конец был почти очевиден для мага, который приложил руку к созданию мифала и учился у корманторских эльфов. Суммирующий или связующий мост, вероятно, «Танаэтаэрт шурруна рей», формирующий жест, который, таким образом, немедленно отражается и включается в заклинание с произнесением «Рахрада», затем заявление, которое заставит крючок отступить в защитное плетение и даст его заклинателю контроль над эффектами заклинания, которые он принес с собой: «Даннарас уухилим рабрейвра, тоннет оотаха ла, табрас торрен оулирим торрин, даларабан юлта». Заключительный жест — вот так — и готово. Он произнес эти слова вслух, хотя и почти беззвучно, и был поражен, когда что-то возникло в воздухе перед ним, чуть больше, чем на длину его руки, над незаконченным заклинанием Эленшера. Маленькая светящаяся конструкция висела в воздухе над страницей: огненные линии, закручивающиеся в крошечный узел, который начал вращаться, пока он наблюдал за ним, вращаться бесконечно и бесшумно.

Эл вздохнул. Если и существовала такая вещь, как ненужная магия, то это была она. Бездумно он нарушил указ Мистры, выдержав столько неудобств и опасностей, чтобы соблюдать его.  Проклятие богов! Как будто эта тихая, дикая мысль была сигналом, крючок, который он создал, начал выплевывать крошечные искры на пергамент под ним. О, этого еще не хватало! В комнате, где все покрыто сухой и пыльной бумагой толщиной в несколько дюймов… Его руки метнулись, чтобы защитить густо разбросанные пергаменты от искр... Слишком поздно. Они приземлились, подпрыгнули и... Сформировали светящиеся слова, которые накладывались на почерк Эленшера, разворачиваясь перед его изумленными глазами и не оставляя после себя ни дыма, ни следов пожара. Уходи. Сейчас. Ищи Расколотый Камень.

Сообщение вспыхнуло один раз, словно для того, чтобы убедиться, что он его прочитал, ярко загорелось, а затем медленно начало угасать. Эл перечитал его еще раз и сглотнул. Он едва мог стоять, но приказ не мог быть более ясным: он должен покинуть это место без промедления. Он поднял голову и с сожалением оглядел все знания, в которые сейчас не смог бы вникнуть. С крошечного вращающегося крючка больше не падало искр, и два старых волшебника все еще склонились в дальнем конце комнаты, бормоча друг другу секреты, чтобы он не услышал. Он снова посмотрел на буквы магического пламени, обнаружил, что они просто исчезают, становясь невидимыми, и наблюдал, пока они совсем не исчезли. Затем огласил комнату глубоким беззвучным вздохом и с печальной усмешкой выскользнул так же тихо, как вор в Хастарле, которым он когда-то был.

* * * * *

После четвертой страницы несвязанных знаний Табараст пробормотал:

—  Не могли бы вы оглянуться назад и посмотреть, куда делся этот незнакомец? Если он вернется к двери или выйдет из нее, немедленно прекратим шептать. Я чувствую себя виноватой служанкой, сплетничающей в уборной.

— Как можно обсуждать серьезные вещи, если мы не можем говорить свободно? —  согласился Белдрун, бросив нарочито небрежный взгляд через плечо на заваленный стол. Затем он резко развернулся и сказал: —  Бераст, он ушел.

Что-то в тоне молодого мага заставило Табараста вскинуть голову. Он тоже обернулся, чтобы окинуть взглядом комнату, в которой они так долго трудились, и обнаружил, что в ней нет странных магов, но теперь она стала домом для

— Знак! — Белдрун ахнул, голос его дрожал от благоговения. — Знак! Избранный был здесь, среди нас!

— После всех этих лет, —  хрипло пробормотал Табараст, почти ошеломленный. В одно мгновение его жизнь, вера и весь Торил вокруг него изменились. — Кто бы это мог быть? Этот юноша с