ограниченных размерах, создать так называемые резервные части СС, финансировавшиеся из средств рейха, но попытка сформировать настоящую армию СС пока не удалась из-за сопротивления вермахта. Однако черные отряды еще до своего усиления в 1938–1939 гг. являлись примером типичной для нацистского режима особой силы, ставшей элементом исполнительной власти фюрера вне партии и государства.

Летом 1936 г. рейхсфюрер наконец получил полномочия, которых ему не хватало для объединения СС в самостоятельный комплекс власти: указом Гитлера от 17 июня Гиммлеру поручалось «объединить решение всех полицейских задач в рейхе». Именно таким путем (а не в контексте так и не осуществленной имперской реформы) была централизована вся немецкая полиция, и практически уже существующий имперский аппарат политической полиции получил юридическое оформление. Кроме того, новое звание Гиммлера — «рейхсфюрер СС и начальник немецкой полиции в рейхсминистерстве внутренних дел» — указывало, что речь идет не просто о новой «личной унии», а о крепкой организационной смычке полиции и СС. Номинально начальник немецкой полиции приравнивался к статс-секретарю при рейхсминистре внутренних дел, на самом же деле в соотношении сил произошел резкий сдвиг, означавший заметное ослабление власти Фрика. Появившаяся вскоре у Гиммлера претензия на то, чтобы во всех делах выступать в качестве заместителя министра, а также его стремление создать собственное министерство полиции в полной мере это продемонстрировали.

В принципе указ от 17 июня положил начало «разгосударствлению» полиции, открыв СС путь к завоеванию всей полицейской системы Третьего рейха. Следующим шагом стало учреждение отдельных «главных управлений» полиции общественного порядка и полиции безопасности под началом обергруппенфюрера СС Курта Далюге и группенфюрера СС Гейдриха. Слияние с СС полиции общественного порядка (жандармерии и обычной полиции) происходило медленно, зачастую оставаясь на уровне деклараций, зато Гейдриху как «начальнику полиции безопасности и СД» довольно быстро удалось овладеть уголовной полицией; в конце концов, он мог опираться на соответствующий опыт, приобретенный во время организации политической полиции земель.

Объединение государственной и уголовной полиции со службой безопасности СС имело для дальнейшего развития событий тем более важное значение, что Гейдрих, оттеснив в сторону Далюге, недвусмысленно (и, что самое главное, — с одобрения Гиммлера) настаивал на передаче в исключительное ведение полиции безопасности всех политических задач в самом широком смысле этого слова: «Думаю, в свете нац. — соц. концепции рыночная полиция и пр., ведение народного учета и служба регистрации — это мое… Бесспорно, что тотальный, постоянный учет всех людей рейха и связанная с ним возможность постоянного контроля над положением каждого отдельного человека должны находиться в руках полицейской службы, которая помимо обычной охраны порядка имеет идейные задачи, касающиеся разных сторон жизни»[154].

Гиммлер и Гейдрих работали над проектом, далеко выходящим за рамки политического контроля над делами и мыслями людей, — над созданием тоталитарной утопии расово-идеологического суперинститута перманентной социальной санации и гигиены, «Города Солнца» в технократическом обличье эпохи модерна. Здесь следовало мыслить понятиями, привычными не для полицейского, а, скорее, для врача-эпидемиолога. Политическая полиция, как сказал заместитель Гейдриха в тайной государственной полиции Вернер Бест, комментируя закон о гестапо, изданный весной 1936 г., являлась «учреждением, которое заботливо следит за состоянием здоровья немецкого народного организма, распознает любые симптомы болезни, выявляет разрушительные микробы — все равно, появились ли они в результате внутреннего разложения или умышленно занесены извне, — и устраняет их всеми возможными средствами»[155].

О том, где, с точки зрения СС, следовало искать очаги заболеваний, свидетельствовала структура и распределение обязанностей Главного управления полиции безопасности, в состав которого вошли три управления — административно-правовое (ведавшее среди прочего выдачей паспортов и удостоверений личности), уголовной полиции и политической полиции. Последнее занималось следующими вопросами: «Коммунизм и другие марксистские группы; церкви, секты, эмигранты, евреи, масоны; реакция, оппозиция, австрийские дела; тюрьмы, концентрационные лагеря; экономические, аграрно- и социально-политические вопросы, союзы и общества; контроль над радиовещанием; дела партии, ее подразделений и примыкающих организаций; внешняя политическая полиция; сводки о текущем положении; пресса; борьба с гомосексуализмом и абортами; контрразведка»[156]. В задачи уголовной полиции отныне входило не только расследование классических уголовных преступлений, но и борьба с «враждебными народу элементами». Параллельно с радикальным преобразованием и расширением полицейской деятельности значительные перемены произошли в концентрационных лагерях.

Если в «образцовом лагере» Дахау по-прежнему содержались в основном политические заключенные, то новые концлагеря Заксенхаузен и Бухенвальд все больше заполнялись так называемыми антиобщественными элементами, лицами, имевшими судимости, гомосексуалистами и свидетелями Иеговы — то есть людьми, которые не могли быть осуждены обычным судом, поскольку не нарушили закона, но считались социально нежелательными. Таким образом, лагеря все больше выполняли функцию корректировки правосудия. Сразу после захвата власти у гестапо появилось обыкновение задерживать политических заключенных по отбытии ими срока и обвиняемых после оправдания или прекращения дела, часто прямо в зале суда, и отправлять их на неопределенный срок в концлагерь. Теперь эта практика оттачивалась на «вредителях».

В начале 1937 г. Гиммлер как глава немецкой полиции распорядился на основе списков, составленных незадолго до этого отделениями уголовной полиции по всему рейху, арестовать и препроводить в концлагеря «около 2 000 профессиональных преступников и рецидивистов или общественно опасных лиц, совершивших половые преступления». За «молниеносно» проведенной акцией 9 марта ровно через год последовала «единовременная повсеместная и внезапная операция захвата» — волна арестов «тунеядцев», отобрать которых гестапо помогли биржи труда. В середине июня 1938 г., после того как ареной «профилактической борьбы с преступностью» побывала недавно присоединенная Австрия, «старый рейх» стал свидетелем очередной акции: с подведомственной территории каждого управления уголовной полиции «как минимум 200 трудоспособных лиц мужского пола (антиобщественных элементов) и, кроме того, все евреи мужского пола, имеющие судимость и отбывавшие срок в тюрьме», были отправлены в концлагерь Бухенвальд. «Антиобщественными элементами» считались бродяги, нищие, имеющие или не имеющие постоянное место жительства, «цыгане и лица, ведущие цыганский образ жизни, если они не выказывают желания регулярно трудиться или нарушают закон», сутенеры и «лица, которые неоднократно судились за сопротивление властям, нанесение телесных повреждений, драки, нарушение неприкосновенности жилища и т. п. и тем самым показали, что не желают подчиняться порядку народного сообщества»[157].

В обоснование так называемой акции против антиобщественных элементов впервые приводился аргумент экономической пользы, который в последующие годы в сочетании с идеей «искоренения» якобы неполноценных и бесполезных людей станет поистине смертоносным: «Строгое исполнение четырехлетнего плана требует участия в нем всех трудоспособных сил, и недопустимо, чтобы антиобщественные элементы уклонялись от работы и тем самым саботировали четырехлетний план». Фактически речь тогда шла о наборе подневольных рабочих на первые предприятия СС. Помимо кирпичных заводов («Дойче эрд- унд штайнверке») к ним относились гранитные каменоломни, имевшие важное значение для «строек фюрера», — в верхнепфальцском Флоссенбюрге