И сквозь треск эфира в гарнитуре возник спокойный голос командира экипажа третьего танка:

– Да живой я, живой.

– Почему молчишь, не отвечаешь? Я же приказал: постоянно быть на связи.

– Ремонтируемся.

– Что у тебя? Ходовая?

– Нет. По кумполу дали… Башню заклинило. Болванка – под напуск… Засела, гадина, в погоне. Кувалдой выбиваем.

– Быстрей выбивайте! Сейчас в атаку пойдём. Трёхминутная готовность!

И Авдей переключился на частоту командиров взводов средних танков. Один из них не отвечал. Голос другого был тусклым. «Тридцатьчетвёрки» оказались выбитыми наполовину. Погиб командир взвода лейтенант Тарасенков.

– Нелюбин! – вдруг заговорил эфир голосом подполковника Лукашова. – Ну что там у тебя? Все танки сжёг? Докладывай.

– Никак нет, товарищ подполковник! Не все. Только четыре! И одну самоходку! Два тяжёлых и два средних отступили в населённый пункт Бродок!

– Да я тебя спрашиваю про свои! Сколько машин осталось в строю?

– В строю пять машин. Три КВ и две – Т-34. Две «тридцатьчетвёрки» сгорели. Одна повреждена – разорвана гусеница. Безвозвратные потери – четыре человека. Полностью экипаж лейтенанта Тарасенкова. Два других живы. Приступили к ремонту повреждённой машины.

– Кто? Тарасенков? Лейтенант Тарасенков погиб?

– Так точно, лейтенант Тарасенков.

– Как же так получилось?

– На самоходку наскочили, товарищ подполковник.

– Что собираешься делать? Бродок не взял? Не зацепился?

– Нет. Сейчас атакую.

– Вот что, Нелюбин. У тебя там пехота есть?

– Остатки штрафной роты.

– Штрафники? Это хорошо, что штрафники! Сажай их на броню и жди. Сейчас Бродок пробомбят штурмовики. Как только они улетят, атакуй. Подумай, как лучше. В лоб не лезь. Мне лейтенанты ещё нужны! Что ж вы там? Под огонь «фердинандов» на арапа не прите. Твоя задача – зацепиться за село. Зацепиться! А там поддержим. Зацепиться, Нелюбин! Как понял?

– Вас понял. Атакую с пехотой на броне сразу после бомбардировки «горбатых».

– Всё! Конец связи!

Старший лейтенант Горичкин заруливал к штабелям ящиков. Скорее со взлётной полосы. Полк ещё садился. «Илы» плюхались в пыльное облако и вскоре показывались неподалёку, выстраиваясь в ровный ряд. Авиатехники, заправщики и оружейники тут же кинулись к машинам. Начали осматривать плоскости и фюзеляжи. Пулевые пробоины не в счёт. Их латать некогда. Если не повреждены стойки и не перебиты тросы тяг, то и ничего. Мессеров в этот раз наши истребители отогнали далеко, а зениток и вовсе не было. Сейчас предстоял выдел на бомбардировку населённого пункта Бродок.

Перед наступлением в полку зачитали приказ: за каждый уничтоженный тяжёлый танк «тигр» командир экипажа будет представлен к ордену Красного Знамени; за каждую «пантеру» – в ордену Красной Звезды; летающий стрелок – к ордену Красной Звезды за сбитый самолёт противника; в паре с другим стрелком – к медали «За отвагу».

После того как Горичкин был сбит в районе Шатина болота, а потом отряд Воронцова вынес его, раненого, через линию фронта, судьба потаскала лейтенанта и по госпиталям, и по кабинетам и землянкам дознавателей из Смерша. Но в конце концов ему вернули звание и снова зачислили в полк. Правда, какое-то время пришлось помаяться без машины. А потом машины поступили. Прямо с завода. Новенькие, пахнущие клеем и краской, улучшенные Ил-2. В мае ему присвоили старшего лейтенанта и повысили в должности. Теперь он командовал звеном 2-й эскадрильи штурмового полка РГК.

Когда Горичкин в последний раз разговаривал с капитаном Смерша, тот сказал между прочим, что командир отряда, который его вынес с немецкой территории и доставил в медсанбат, воюет где-то рядом, что ему присвоено звание младшего лейтенанта и он командует взводом в штрафной роте. Но подробности о Воронцове он узнал чуть позже. Весной, когда полк проводил операцию подо Ржевом, из запасного полка привезли стрелков. Летающие стрелки Ил-2, как известно, гибнут чаще. И вот прибыло пополнение. Своей машины у Горичкина тогда ещё не было, но уже приказали подбирать бортового стрелка и техника, так как машины со дня на день должны были поступить. Каково же было изумление лейтенанта Горичкина, когда во время сверки списка новоприбывших он услышал фамилию Калюжного.

Горичкин вытянул шею, посмотрел на пополнение: в шеренге действительно стоял его бывший стрелок сержант Калюжный. И тут же услышал голос начальника штаба полка майора Симоняна:

– Горичкин! Ваш стрелок прибыл. Забирайте! Завтра машина прибывает. Так что у вас, лейтенант Горичкин, полный комплект!

Но то, что произошло в следующее мгновение, Горичкин теперь вспоминал со стыдом. Калюжный вышел из строя и заявил, что хотел бы летать с другим пилотом. Хорошо, что майор Симонян не стал вдаваться в подробности, приказал Калюжному стать в строй и записал его в экипаж «девятки». Это означало, что летать им предстоит снова вместе.

– Ты меня сдал в штрафную?! – закричал однажды на него стрелок, после того, как они уже неделю отлетали на штурмовку в район Оленина, что западнее Ржева.

В тот день их основательно потрепали мессеры. Прилетели домой с огромной дырой в правой плоскости и перебитым лонжероном. Спрыгнули на землю, отдышались и посмотрели друг другу в глаза. Впервые за неделю полётов. Оба думали об одном и том же: не вмешайся в схватку пара «Яков», которая буквально отбила их у мессеров, лежать бы им сейчас где-нибудь в болоте на немецкой территории. Если бы при падении остались живы, снова бродили бы по лесам. Но тогда, осенью сорок второго, им повезло. Их вытащил из упавшей машины курсант Воронцов и вывел через линию фронта. Правда, вывел – это слишком легко сказано. Прорываться пришлось с боем. Для Воронцова и его группы он, раненый лейтенант, представлял немалую обузу, но его не бросили. Тащили на себе. Первую операцию Горичкину делали там, за линией фронта. И оперировал его немец. По приказу курсанта Воронцова.

После прорыва лейтенанта Горичкина отправили в госпиталь, на излечение. Врачи, которые осматривали его, сказали, что операция сделана профессионально, что никаких патологий нет.

А сержант Калюжный загремел в штрафную роту…

Снова вылетали всем полком.

– Семёныч, створки радиатора проверил? – окликнул он техника, когда самолёт был уже заправлен, когда оружейники заменили ленты в пулемётах и пушках, подвесили реактивные снаряды и ПТАБы[11], а финишер побежал в сторону взлётной полосы, указывая флажками порядок взлёта и направление.