И тогда возникают сигналы инклюзивности обстановки. Моя школа оценивает опыт группового разнообразия как существенный или маловажный для чьего-либо образования? Имеет ли школьная администрация единое понимание вопроса или имеются разногласия? Ответы на такие вопросы являются сигналами идентификации: они рассказывают вам с чем, возможно, придется столкнуться в окружении.

И, конечно, есть сигналы предрассудков. Является ли выражение предрассудков общим, нормативным? Некоторые группы презираемы на моем рабочем месте? Люди из разных групп конкурируют друг с другом на групповой основе?

Важно помнить несколько вещей об обнаружении личной идентификации. Во-первых, вы, вероятно, не сделали бы этого, если бы вы не интегрировались личностно в обстановку. Могут быть некоторые исключения из этого правила. Студенты меньшинств в школах для меньшинств, например, могут счесть ветхость школы как сигнал, что большое общество обесценивает их. Но, по большей части, акт интеграции идентичности вызывает эту детективную работу, которая освещает всю обстановку как источник сигналов о том, с какими идентификациями вам придется иметь дело.

Во-вторых, детективная работа состоит не только о выявлении предрассудков. Как я надеюсь, список проблем интеграции показывает, что не каждая угроза идентичности исходит от предвзято настроенных людей. Подумайте об О’Коннор в Верховном Суде до появления Рут Бейдер Гинзбург. Многие идентификации, с которыми она сталкивалась, имели мало общего с предрассудками ее коллег-судей или ее сотрудников. Некоторые из них, возможно, относились предвзято, но ее проблемы выходили за рамки их мнения: суд, который определяла мужская чувственность и референты, и которые были менее деликатными с точки зрения женщин; отсутствие «критической» массы женщин, которые могли дать ей чувство принадлежности в суде; негативные стереотипы о женщинах в обществе в целом и в правовом мире, которые находились в прямом доступе, чтобы охарактеризовать ее работу; она была единственной женщиной в суде, единственным представителем ее пола в каждом решении суда, и так далее. О’Коннор пришлось бы иметь дело с этими вещами, даже если бы не было ни капли сексизма в людях, с которыми она работала.

Печально, но факт: угроза идентичности не является угрозой предрассудков в одиночку, это угроза идентификации.

Как и у нас, у вас могут возникнуть вопросы. Могут ли несколько сигналов подорвать чувство принадлежности человека? Люди так сильно настроены на детали их социальной среды? Мы подошли к нашим идеям достаточно разумно, хотя, пока мы держались на расстоянии, наше утверждение о влиянии ситуационных сигналов выглядело сильным. Выдержит оно эмпирический тест?

В разработке этих идей я работал в основном с двумя коллегами – Валери Пюрди-Вонс и Мэри Мерфи. Хотя Валери и Мэри родом из разных стран (Валери, афромериканка из Нью-Йорка, а Мэри, частично латиноамериканка из Техаса) – их различное происхождение, казалось, произвело совокупный талант: обе обладали большой психологической проницательностью, и обе были очарованы тем, как социальная идентичность влияет на повседневный опыт на рабочих местах и в школах. К нам иногда присоединялся Пол Дэвис, проницательный, быстрый аспирант из Университета Ватерлоо в Канаде (в настоящее время он профессор университета Британская Колумбия в Келоуне), и Дженнифер Рэндалл Кросби, еще один, молодой социальный психолог, сильно интересовавшийся, как идентичность формирует образовательный опыт. Наша команда была взбудоражена вопросом, который можно назвать вопросом: «Один в поле не воин?».

Может ли быть оказано влияние на что-то базовое, как наше чувство сопричастности в окружении, случайными сигналами в окружении: велосипедами, свисающими с потолка, сообщениями на телефон от репортеров, пребывание одним из двух белокожих студентов на занятии политологией или проявление этих факторов только двусмысленно сигнализируют об идентификации? Наш внутренний голос говорил, «Да», но мы знали, что разумно предположить, что люди могут легко преодолеть влияние таких сигналов, если они захотят – если, например, для них важно окружение.

Наша интуиция была подкреплена новейшими исследованиями. Майкл Инцлихт и Авив Бен-Зеев провели исследование, в котором женщины решали сложный тест по математике в группах по три тестируемых человека. В группах без мужчин женщины справились с тестом лучше, чем женщины в группах с одним мужчиной, и в группах с одним мужчиной женщины решали задание лучше, чем женщины в группах с двумя мужчинами. Когда число женщин в группах пошло на спад – случайный и неоднозначный сигнал – то же самое произошло с их результатом. Женщины не были «воинами». На них повлиял контекст – фоновый сигнал, который они, возможно, собирались преодолеть.

Наш собственный Пол Дэвис вместе со Стивом Спенсером опубликовали еще одну демонстрацию силы сигналов. У них студентки колледжа посмотрели шесть телевизионных рекламных роликов, которые были представлены якобы как часть медиаисследования. Для половины этих студентов в двух рекламах показывали женщин, изображенных в глупых стереотипных гендерных ситуациях (например, студентка, превозносящая тусовочную жизнь в своем университете) и для другой половины в рекламных роликах не было гендерного содержания. После просмотра рекламных роликов каждый студент переходил через зал якобы для того, чтобы пройти другое исследование, где ему нужно было помочь выпускнику. Они могли работать над столькими словесными и математическими задачами, над таким количеством, скольким они хотели. Результаты были очевидны. Женщины, которые видели стереотипные образы женщин в предыдущих рекламных роликах, выбрали меньше математических задач для работы, выполнили хуже те задачи, которые все-таки выбрали, и сообщили, что менее заинтересованы в математических специальностях колледжей и карьере, нежели те женщины, которые не видели этих роликов. Совершенно случайное проходное использование сигналов, вероятно, вызвавшее образы женщин, которых эти женщины не хотели подтверждать, не только ухудшило их математические результаты, но и снизило их интерес к математике, математическим специальностям и карьере.

Когда я впервые увидел результаты, я подумал, насколько они соотносимы с реальностью. Безусловно, такие проходящие сигналы могли иметь только слабое и временное влияние. Тогда я вспомнил, что в жизненных ситуациях, как было с Сандрой Дэй О‘Коннор до появления Гинзбург в Верховном суде, как было у Теда на занятиях по афроамериканской политологии, как было у женщин в компьютерном классе. Сигналы, которые вызывали такой эффект, не были мимолетными, они являлись сопутствующими ситуации. Таким образом, они имели серьезное и продолжительное влияние. Мы не воины в поле: случайные особенности нашей среды могут повлиять на наши жизненно важные решения и переломные результаты, даже если мы не будем до конца это осознавать.

Так что теперь у нас есть доказательства, что сигналы и угроза, которую они вызывают, могут снизить производительность и даже сделать человека менее заинтересованным в карьерном пути. Но нам не хватало прямых доказательств того, что случайные сигналы могут заставить людей чувствовать, что они не на своем месте в окружении или что они не могут доверять ему. Так ли это?