дневниках, и А. Дементьев, В. Лакшин, И. Виноградов — идеологи «Нового мира» — тоже ни словечка о нем не проронили. И уж совсем непохоже, что Ш., как многие авторы журнала, как тот же В. Некрасов, к примеру, жил редакционными баталиями, горестями и страстями.

Причина, конечно, в характере Ш., вполне вроде бы общительного, но упрямо не встраивавшегося ни в какую когорту единомышленников: хоть «новомировцев», хоть позднее «деревенщиков». Но еще более в принципиальной внеидеологичности его прозы, которую никак нельзя назвать ни просоветской, казенно оптимистической, ни антисоветской, обличительной. В том, что считается общественной жизнью, Ш. не участвовал, патетических речей во славу родной партии не произносил, но и в протестных акциях сроду замечен не был.

И власть, надо сказать, это устраивало. В сентябре 1964-го Ш. приняли в Союз кинематографистов, в феврале 1965-го в Союз писателей (рекомендации С. Антонова, Г. Березко, Ю. Нагибина). Фильмы по собственным сценариям, если, конечно, не считать неосуществленного замысла картины о Степане Разине, снимать давали: «Живет такой парень» (1964), «Ваш сын и брат» (1965), «Странные люди» (1969), «Печки-лавочки» (1972), «Калина красная» (1973). И книги выходили: «Любавины» (1965, 1972), «Там, вдали» (1968), «Земляки» (1970), «Характеры» (1973), «Беседы при ясной луне» (1974). И наградами не обносили: орденом Трудового Красного Знамени, в одном ряду с ветеранами К. Чуковским и С. Михалковым, в 1967-м, Государственными премиями РСФСР (1967)[3311] и СССР (1971), званием заслуженного деятеля искусств (1969) и — посмертно уже — Ленинской премией (1976).

Живи, словом, да Бога хвали. А жилось Ш. тяжко. Душа, что называется, болела. Не за себя, но за тех неприкаянных и бестолковых, смутно мечтающих о чем-то высоком, но способных сдуру покорежить и свою жизнь, и жизнь других людей.

Глубинный, как сейчас говорят, народ. И чтобы понять его из века в век не меняющуюся психологию, его образ мысли, лучше всего читать повести и рассказы именно Ш.

Жаль только, что они, вышедшие несколькими собраниями сочинений в Москве (1975, 1984–1985, 1992), Бишкеке (1992), Екатеринбурге (1994), Элисте (1996), Барнауле (2009), как раз в последнее десятилетие переиздаются реже, чем того заслуживают.

Соч.: Собр. соч.: В 9 т. Барнаул, 2009; Калина красная: Повести. М., 2007, 2008, 2009, 2012, 2014, 2017; Позови меня в даль светлую: Повести и рассказы. М., 2010; Полн. собр. рассказов в одном томе. М., 2012; Печки-лавочки. М., 2013; Собр. соч. в одной книге. М., 2013.

Лит.: Апухтина В. Проза В. Шукшина. М.: Высшая школа, 1981, 1996; Коробов В. Василий Шукшин. М.: Сов. Россия, 1984, 1988; Горн В. Василий Шукшин: Штрихи к портрету. Барнаул: Алтайское изд-во, 1990; Заболоцкий А. Шукшин в кадре и за кадром: Записки кинооператора. М.: Альпари, 1997; Черненко Р. Вспоминая Шукшина… М.: Союз кинематографистов СССР, 1985; Коробов В. Василий Шукшин: Вещее слово. М.: Молодая гвардия, 2009 (Жизнь замечательных людей); Варламов А. Шукшин. М.: Молодая гвардия, 2015 (Жизнь замечательных людей); Белов В. Тяжесть креста: Воспоминания о Шукшине // Сибирь. 2019. № 5.

Шухов Иван Петрович (1906–1977)

Родившись в семье неграмотного гуртоправа из казахстанской (в ту пору еще омской) станицы Пресновская, Ш. начал печататься необычайно рано. Уже в 1918 году на страницах газеты «Юный степняк» появились его первые стихи, а когда образование, полученное в Петропавловском педтехникуме (1924), было пополнено учебой на омском рабфаке (1924–1925) и в Высшем литературно-художественном институте имени В. Я. Брюсова (1927), хлынула и проза.

В возрасте 25 лет Ш. дебютировал романами «Горькая линия» (1931) и «Ненависть» (1932), которые были расхвалены М. Горьким[3312] и впоследствии многократно переиздавались, а в 1933 году 27-летний уроженец Северного Казахстана вошел в состав оргкомитета Союза советских писателей и, годом позже, участвовал в его организационном съезде.

Жизнь, словом, удалась: на экраны страны в 1935-м вышел фильм «Вражьи тропы», поставленный по мотивам «Ненависти», имел успех и новый роман «Родина» (1935), повествующий о первых совхозах в степной глубинке. Молодой писатель обзавелся автомобилем, собственным домом, и критики все увереннее сравнивали сибирского казака Ш. с донским казаком М. Шолоховым, как вдруг…

9 мая 1937 года «Комсомольская правда» опубликовала статью «Личная жизнь писателя Шухова», где его уличали «в бытовом разложении, преступном издевательстве над своей женой, третировании и избиении ее по всякому пустяковому поводу и понуждении ее к производству аборта», а также в незаконном хранении огнестрельного оружия. Сейчас, спустя десятилетия, вряд ли возможно установить, были ли эти обвинения следствием навета, как утверждают защитники Ш.[3313], или у него, как сказали бы ныне, действительно поехала крыша. Непонятны и причины, по которым к обличению Ш. присоединилась «Литературная газета», и почему — на фоне разворачивавшихся в ту пору политических процессов — вообще был дан ход этому, по тем временам вполне ординарному делу о семейном насилии. Но ход был дан — 5 августа Мосгорсуд приговорил Ш. к двум годам условно, и более того, Верховный суд РСФСР по инициативе Н. Крыленко отменил этот приговор как излишне мягкий. Так что пришлось уже сердобольному прокурору А. Вышинскому обращаться лично к И. Сталину и В. Молотову с просьбой оставить на свободе писателя, который мало того что «полностью осознал свою вину», так еще «в настоящее время работает над окончанием книги о гражданской войне и разгроме колчаковщины».

Ш. на свободе оставили, дали возможность печататься, выпустить роман «Действующая армия» (1940), однако из перечня главных (и поддерживаемых властью) надежд советской литературы он все-таки выпал, и прежние шумные успехи уже не сопутствовали ни его очеркам военных лет (в ту пору он редактировал пресновскую районную газету «Ударник»), ни его послевоенным книгам о покорении североказахстанской целины, ни его памфлетным отчетам о поездках в Америку и другие дальние страны.

И смело можно сказать, что главным делом Ш. стал алма-атинский журнал «Простор», который он в качестве главного редактора вел с 1963 по 1974 год.

Разумеется, первоочередной задачей этого журнала была пропаганда «своих», казахстанских писателей, так что, — вспоминает Ю. Герт, —

костяком «Простора» являлись удивительно свежие, «сверхталантливые», как говорил о них Шухов, стихи и поэмы Олжаса Сулейменова, романы Нурпеисова, романы и рассказы сверстников и друзей Ивана Петровича Габита Мусрепова и Сабита Муканова, повести Мориса Симашко, Алимжанова, Черноголовиной, Щеголихина, Белянинова, Берденникова, Буренкова[3314].

Однако для того, чтобы держать тираж и марку журнала со всесоюзным звучанием, этого было мало. Требовалось либо печатать переводные детективы, либо звать «варягов». И «Простор», отнюдь не манкируя детективами или «Ночью в Лиссабоне» Ремарка, сделал сознательную ставку на публикацию тех произведений, которые по цензурным основаниям не могли появиться в столице.

Само собою, что здесь и Ш. не удалось многое, как тогда говорили, «пробить»: например, первую редакцию «Факультета