которая никогда не теряла своего языкового единства и способности к сопротивлению, эти изменения были менее драматичными, чем в таких регионах, как Южная Азия, где в предшествующие столетия местные просторечия завоевывали позиции за счет единого всеобъемлющего языка - санскрита, и где новые семантические диапазоны развивались уже на уровне элиты. После языковой фрагментации Индия воссоединилась в коммуникативном плане благодаря освоению английского языка.

Пределы лингвистической интеграции

Не стоит, однако, преувеличивать интеграционные эффекты вне рядов малых элит. В Европе языковая гомогенность внутри национальных государств тоже нередко возникала лишь в течение XIX века. Национальный язык, возвышаясь над множеством региональных идиомов, действительно становился идеальной нормой общения и мерилом правильности, но воплощение этого идеала в жизнь происходило довольно медленно. Это относится даже к Франции с ее сильными централистскими традициями. В 1790 году в ходе официального расследования было установлено, что большинство населения Франции говорит и читает не на французском языке: кельтский, немецкий, окситанский, каталонский, итальянский или фламандский. Даже в 1893 году каждый восьмой школьник в возрасте от семи до четырнадцати лет не знал французского языка. Еще более противоречивой была ситуация в Италии, где в 1860-х годах менее 10% населения без труда понимали тосканский итальянский, объявленный государственным языком в процессе государственного строительства. Не всегда отличались и государства-преемники испанской колониальной империи. Режим Порфирио Диаса в Мексике и не думал создавать школы для индейцев и метисов, так что в 1910 году до двух миллионов индейцев - 14% всего населения - не говорили по-испански.

По мере того как ученые по всей Европе собирали языки (и добавляли к ним неологизмы) в словари, описывали их в грамматиках, устанавливали правила написания, произношения и стиля, целые нации задумывались и пропагандировались как речевые сообщества, а культивированный язык стал считаться главным достижением каждого государства. Однако язык, на котором говорили простые люди во многих регионах, оставался упорно привязан к месту их рождения. Если ученые и интеллектуалы в азиатских странах - около 1862 г. (и даже после рубежа веков) в Османской империи или после 1915 г. в Китае - создавали более простые формы языка, письменности и литературы, чтобы преодолеть пропасть между элитарной и народной культурой, они делали лишь то, что было сделано в европейских странах несколькими десятилетиями ранее или даже делалось тогда, не занимаясь прямым подражанием. В Европе в XIX веке языковой разрыв между элитой и народом, между письменным и устным языком был более значительным, чем мы можем себе представить сегодня. Однако для зрелых национальных государств уже через несколько десятилетий это стало нестерпимым, и были предприняты большие усилия по насаждению единого национального языка или хотя бы по сохранению его внешней видимости. После Второй мировой войны европейские региональные и национальные движения - от Каталонии через Уэльс до Балкан - привели в движение противоположную тенденцию.

 

2 Грамотность и школьное образование

Одним из важнейших культурных процессов XIX века стало распространение массовой грамотности. Начавшись во многих обществах на несколько столетий раньше и развиваясь сейчас крайне неравномерно на региональном или местном уровне, он не должен быть поспешно отнесен к другим базовым процессам, таким как государственное строительство, рост конфессиональности или научного общества, или даже индустриализация. Можно долго спорить о точном значении понятия "грамотность", спектр которого простирается от способности расписаться в свидетельстве о браке до регулярного чтения религиозных текстов и активного участия в общественной литературной жизни. Однако суть дела ясна: грамотность - это культурная техника чтения (и, во вторую очередь, письма), позволяющая участвовать в коммуникативных кругах, более широких, чем те, что связаны с личной речью и слушанием. Тот, кто умеет читать, становится членом транслокальной публики. Это также открывает новые возможности для манипулирования и манипуляции. К 1914 году мужское население Европы достигло такого уровня грамотности, что солдаты всех сторон могли читать инструкции к оружию, впитывать пропаганду, которую писали для них поджигатели войны, и сообщать родным новости с фронта. Размах и масштабы Великой войны трудно представить себе без всеобщей грамотности.

 

Тенденции в Европе

Распространение массовой грамотности в XIX веке было прежде всего процессом европейской культурной истории. На этом континенте - только в Китае мы находим что-то сопоставимое, не оказывающее влияния друг на друга, - то там, то здесь существовали корни более древней традиции чтения книг, восходящей к эпохе Реформации или "народного просвещения" с его акцентом на практическую педагогику. Девятнадцатый век продолжил эти тенденции и придал им определенную законченность. Именно подъем массового образования в сочетании с "научной революцией" раннего Нового времени заложил ключевые основы нашей эпохи. Помимо функционального аспекта повышения компетентности, грамотность приобрела новое символическое значение как выражение прогресса, цивилизации и национальной сплоченности, создавая воображаемое сообщество людей, способных не только общаться друг с другом, но и направляться к общим целям. К 1920 году мужское население крупных европейских стран, а также часть женского населения владели навыками чтения и письма.

Чтобы не создавалось впечатление, что образованный континент сталкивается с миром, утопающим в невежестве, необходимо провести некоторые различия внутри самой Европы. В 1910 г. только в Великобритании, Нидерландах и Германии грамотность составляла 100%; во Франции - 87%, а в Бельгии, наименее грамотной из "развитых" европейских стран, - 85%. Далее, с большим отставанием, идет юг Европы: в Италии грамотных было 62%, в Испании - 50%, в Португалии - только 25%; на восточной и юго-восточной периферии Европы картина была, конечно, не лучше. Тем не менее, в масштабах всего континента наметились определенные тенденции: доля грамотных мужчин и женщин постоянно росла и ни в коем случае не стагнировала. В некоторых странах - например, в Швеции - наблюдался быстрый рост с высокого начального уровня.

Период около 1860 года стал переломным для всей Европы. До этого только Пруссия приблизилась к цели полной ликвидации неграмотности, но ускорение темпов после 1860 г. видно не только из статистических данных, но и из общего климата в обществе. К началу века повсеместная неграмотность перестала восприниматься как должное даже в России и на Балканах; умение читать и писать более или менее повсеместно рассматривалось как нормальное положение вещей и политическая цель, к которой стоит стремиться. Это достигалось не только среди дворянства и городских средних слоев, но и среди ремесленников в городе и деревне, квалифицированных рабочих и все более широких слоев крестьянства. Региональные различия не исчезли полностью. По данным переписи 1900 г., в австрийском регионе Форарльберг неграмотных был всего 1%, в то время как в габсбургской Далмации этот показатель составлял 73%. Пройдет