— А мы поможем, — улыбнулась третья сестра. — Заодно посмотрим на твоего мужа!

И как прикажете их останавливать?

Волна плеснула на берег, а Эрвин невольно попятился, увидев моих сестер с богатыми дарами.

— А он неплох, — сказала старшая, поставив ларец на песок, и ударила хвостом по воде, подняв тучу брызг. — Конечно, видала я людей и красивее, но в этом человеке чувствуется сила. Держись его, сестрица, не пропадешь!

— Симпатичный, — хихикнула вторая сестра, а третья молча послала мне воздушный поцелуй.

— Мне бы такого, — вздохнула четвертая, схватила пятую за руку, и обе пропали в пучине морской, и только ларцы с драгоценными дарами да извилистые следы на песке напоминали о том, что кто-то был здесь.

— Привиделось мне, что ли? — недоуменно спросил Эрвин, встряхнув головой.

Я только улыбнулась в ответ и откинула крышку одного из ларцов. Ах, бабушка не поскупилась, выбрала, кажется, лучшие жемчуга из своих сундуков!

— Марлин, ведь на это можно купить все королевство… — негромко сказал Эрвин, взяв и рассмотрев пару жемчужин. — А там что?

В других ларцах оказались сапфиры и рубины, изумруды и алмазы, а уж золота — монет из неведомых стран, добытых с затонувших кораблей, слитков и самородков — и вовсе не считано. И как сестры не надорвались тащить все это? Впрочем, мне показалось, что я видела дельфиньи спины, значит, это они помогли доставить мое приданое до берега.

— Нужно спрятать это подальше от людских глаз, — сказал Эрвин, когда обрел дар речи. — Слишком много охотников за сокровищами развелось, а нам не отбиться, случись что… Ты знаешь какое-нибудь укромное место в скалах? Сумеешь отыскать такое?

Это было проще простого, и я кивнула. Правда, по моему мнению, лучше было спрятать драгоценности на дне морском, и я показала это жестами.

— Ты права, — кивнул мой муж, — оттуда не всякий их добудет, но…

«Я сумею, — улыбнулась я. — Дай только время…»

В скалах было довольно пещер, небольших, таких, чтобы туда уместилось содержимое ларцов, а то и они сами. Я ныряла много раз, забрасывала клады песком и придонным илом и порядком утомилась.

— Как ты? — тихо спросил Эрвин, закутав меня теплым крылом, а я только улыбнулась. — Не замерзла?

«Нет, глупый, — коснулась я его руки. — Как можно замерзнуть в летнем море!»

— Едем домой, — сказал он. — Завтра нам в дорогу…

* * *

Выехали мы до рассвета, и слуги провожали нас, покуда хватило сил. Добрая Анна и юная Мия, и даже старая Мари шли по дороге за нашим экипажем и махали вслед, а я отвечала им, пока могла разглядеть.

— Вы уж берегите моего мальчика, госпожа, — говорила Анна, укладывая мои платья, — вы… Вы уж знаете, что с ним не так, а если решились за него пойти… Ведь не ради же его земель, нет? Что тех земель-то, только самому прожить…

Я снова и снова качала головой, а она утирала слезы.

— У него никого больше нет, — шептала Анна, — слуги не в счет, а братья… У братьев свои беды! Только сестра… Да и о ней уже сколько времени ни слуху ни духу!

Сестра Эрвина не давала мне покоя. Он писал ей стихи — корявые, что уж греха таить! — не забывал ни на секунду… И ведь именно Элиза связала крапивные рубахи, и даже если она не подозревала, на что обрекает братьев, так, может, сумеет рассказать, кто научил ее этакому?

— Не бойся, прошу тебя, — в тысячный раз повторил Эрвин.

«Я не боюсь», — подумала я и улыбнулась ему. Пускай он был моим мужем только перед законом, это не имело значения. Я должна была и хотела помочь ему, а он — мне. У нас была общая цель, и тяжесть обсидианового кинжала у моего пояса не позволяла мне забыть об этом.

Мы пробыли в пути несколько дней, и столица встретила нас яркими огнями: во владениях Эрвина такого не бывало. Так ярко в тех краях светился только маяк.

Горничные — конечно, обученные Анной, которой самой не по силам уже было отправляться в путь, — переодели и причесали меня, а я проверила, надежно ли держится плащ на плечах Эрвина. Мне нашлось чем украсить себя, и даже смешно было смотреть на драгоценности придворных дам — они не годились и на то, чтобы расшить занавеси в пещерке распоследней служанки моей бабушки… Гордыня — грех, считают люди, но я-то не была человеком!

Андреас оказался одновременно похож и не похож на младшего брата, но, главное, обнял Эрвина вполне искренне и улыбнулся так, что я уверилась: при нем нам не грозит никакая опасность!

— Кто эта прелестная дама? — спросил он, взглянув на меня, а я присела в реверансе.

— Марлин — моя супруга, — негромко ответил Эрвин, улыбнувшись.

— А это — моя Селеста, — сказал другой брат, Герхард, судя по всему, и красивая девушка тоже поклонилась присутствующим.

Я узнала невесту Клауса, а она, несомненно, узнала меня, но промолчала.

— Я и не знаю, которая из них милее, — серьезно сказал Андреас, — и я искренне завидую вам, братья, ведь я еще не нашел свою суженую! Однако мы собрались здесь не для веселья… Все вы знаете, что брат наш, Михаэль, покинул нас… Я займу его место, как подобает мне по старшинству, и да поможет мне Создатель!

Послы один за другим подносили Андреасу дары, выражали соболезнования, уверяли в своих добрых намерениях… В зале было очень душно и жарко, а я не переношу духоты. Эрвин тоже привык к вольным ветрам — в его комнатах окна всегда были открыты настежь, и даже зимой, говорила Анна, он прикрывал их лишь затем, чтобы не наметало сугробы на подоконнике! В этом мы с ним были схожи: я и у себя дома предпочитала прохладные течения уютным пещеркам: в них, конечно, не достанет хищник, но и дышать, считай, нечем!

Признаюсь, я устала так, что готова была уснуть на первой подвернувшейся кушетке, но пришлось еще выдержать поминальный ужин и только после него отправиться в опочивальню.

Я даже не запомнила, кто раздевал меня и вынимал драгоценные шпильки из моих волос, но очнулась глубоко за полночь: луна светила в приоткрытое окно, а белое крыло Эрвина укрывало меня вместо одеяла.

Я посмотрела ему в лицо — во сне оно сделалось совсем юным, разгладилась страдальческая складка между бровей и возле рта, темные волосы разметались, и он улыбался во сне. И, что странно, сейчас он вовсе не походил на Клауса.

Наверно, только поэтому я и решилась поцеловать