ровное место. Но там деревьев тоже до черта. Их задача, сержант, когда диверсанты выйдут из низинки, постараться подойти к ним как можно ближе. Мы с остальной частью бойцов тоже постараемся подойти ближе, но они нас заметят и займут оборону. Поняв, что нас мало, постараются уйти, отстреливаясь. Твоим четверым задача в момент начала боя выбивать диверсантов, не выпускать их из кольца, шуметь и создавать видимость окружения большими силами. Но учти, стрелять по конечностям. Голову сниму, если вы мне хоть один труп преподнесете.

— А если они в нас стреляют, товарищ майор, тогда как? Лоб подставляй, но убить не моги?

— Стыдись, пограничник! — укоризненно сказал Буторин. — Ты когда до войны нарушителей границы ловил, ты какой приказ выполнял? Живыми брать. Живой — это сведения и доказательства преступления. Труп — это проблема и никакой информативности. Ты что! Мы же с тобой чекисты, а не регулярная армия! И здесь не фронт, а операция по поимке диверсантов.

Движение началось, Буторин стоял на одном колене за деревом, страстно желая выиграть еще хоть минуту и пройти чуть дальше. Это понятно, что нужно взять живыми, получить сведения. Но ведь и плененного диверсантами геолога нельзя списывать со счетов. Нужно постараться его спасти.

Первый выстрел из пистолета прозвучал через десять минут с дальней стороны низинки. Все! Хватит подкрадываться, теперь воевать надо и брать их так, как получится. Несколько автоматных очередей коротко и сухо прорезали таежную тишину. Кто-то из бойцов зычно прокричал требование бросать оружие и сдаваться. Потом очереди последовали одна за другой. Буторин, стиснув зубы, пробирался между деревьями, вглядываясь в заросли впереди. Такая перестрелка не сулила ничего хорошего. В результате ее могут быть только трупы.

Человек в меховой шубе выскочил прямо перед Виктором. Он озирался, а палец его подрагивал на спусковом крючке автомата. Расстояние было великовато для прямого броска. Чуть оступишься, и этот человек успеет повернуться и дать очередь. Но стрельба слышалась справа и слева. И это помогло Буторину. Диверсант решил, что движется в самом безопасном направлении, что здесь нет солдат. Он шагнул снова в сторону Виктора и на всякий случай оглянулся. В этот момент Буторин и прыгнул.

Диверсант все же успел повернуть автомат навстречу нападавшему. Сделал он это интуитивно или у него была превосходная реакция, но, как бы там ни было, Буторин все же успел отбить оружие в сторону. Вылетевший из рук противника автомат упал в снег. Виктор схватил диверсанта за кисть правой руки, ударил ногой его под колени и, выворачивая руку за спину, повалил на землю. Противник попытался вырвать руку, но Буторин был сильнее и тяжелее.

Сцепившиеся противники упали, но диверсант как-то умудрился ужом вывернуться из-под тела оперативника. На миг он даже вырвал свою руку из цепких пальцев Виктора, но тот поймал его за край рукава полушубка. Обхватив ногами ноги диверсанта, он рывком перевалил его через себя, заставив уткнуться лицом в снег, а потом, освободив левую руку, дважды с силой ударил противника в затылок. Тот вскрикнул, снег окрасился кровью. Чувствуя, что сопротивление ослабло, Буторин резко снова выдернул правую руку диверсанта за спину, да так, что у того что-то хрустнуло. Противник вскрикнул и поднял лицо с залитым кровью ртом. Кажется, Буторин случайно разбил ему нос о камни. Ничего, потерпит!

Стрельба вдруг утихла. Передав пленника подбежавшему бойцу, Буторин приподнялся на колено и встал за деревом, держа оружие наготове и вглядываясь вперед. Такая тишина может быть вследствие того, что диверсанты решили сдаться и выйти с поднятыми руками. А может быть — и перед началом отчаянного прорыва оставшихся в живых. Никаких криков, ни голосов. Но вот над склоном появилась голова и поднятые руки. Виктор пригляделся и узнал геолога. Того самого, что связывал его по рации с геологоразведочной партией. Ливанчук!

— Не стрелять! — раздался злобный зычный голос, и за спиной геолога выросла крупная фигура человека с бородой, который держал пистолет у виска пленника. — Не стрелять, или я убью его. Дорогу, дайте мне дорогу, дайте уйти, и я его не убью!

Буторин приподнялся, положив автомат на снег, и поднял руку, чтобы привлечь внимание диверсанта. Геолога надо было спасать. Можно, конечно, дать диверсанту возможность уйти. Но когда он вырвется, Ливанчук ему будет не нужен. Пристрелит его, и дело с концом. Диверсант заметил движение и, прикрываясь геологом, резко развернулся всем телом в сторону Буторина. Их глаза встретились. Виктор хотел было крикнуть, чтобы диверсант не стрелял, что он даст возможность ему уйти. Надо было как-то тянуть время, чтобы придумать, как спасти заложника, но тут тишину леса разорвал выстрел. Диверсант закричал, геолог рванулся всем телом и, споткнувшись, упал на снег. Он попытался подняться и побежать, но поскользнулся и упал. Буторин выругался и бросился вперед. И только теперь он понял, что бородатый корчится на снегу, зажимая руку, в которой недавно был пистолет. Рука была окровавлена.

Вытащив из кармана пистолет, Буторин стал приближаться к раненому. Слева, ухмыляясь поднялся охотник Федоров со своим охотничьим карабином. Он деловито передернул затвор, выбрасывая стреляную гильзу, и подошел к геологу, который лежал на снегу и никак не мог отдышаться, все еще не веря в свое спасение.

— Ничего, Захар, — добродушно улыбнулся охотник, — ничего. Бывает и хуже, но реже.

Бородатый сидел со спущенным с одного плеча полушубком, и пока ему перетягивали жгутом руку, бинтовали рану, он скалил зубы от боли и зло смотрел на Буторина. Узнал он одного из тех оперативников, что приходили в его липовый лагерь. Виктор бился с ним около получаса, но главарь диверсантов не промолвил ни слова. Всех четверых диверсантов развели в разные стороны, чтобы они не могли общаться между собой и не слышали допросов своих товарищей. Буторин подсел к освобожденному геологу, которому охотник налил в кружку пятьдесят граммов водки и заставлял выпить.

— Пей, пей, Захар, — требовал Федоров. — Ты и сам сейчас не ощущаешь, не понимаешь напряжения. Оно всегда так. Пока не хватанешь водочки, не отпустит внутри, не расслабишься.

Геолог вздохнул и одним большим глотком выпил содержимое кружки. Охотник с добродушной усмешкой кивнул и протянул закуску — кусок черного хлеба с салом и нарезанным кружочками луком. Ливанчук схватил кусок хлеба и, откусив от него, принялся жевать, вытирая рот тыльной стороной руки.

— Ну, как ваши дела? — спросил Буторин.

— Теперь нормально, — кивнул мужчина, продолжая жевать. — Самое страшное было, когда ребят моих они постреляли и с собой заставили идти. А потом еще, когда вы со своим другом пришли. И сказать вам