– откликнулся Зотов. – Идем вчерашних недобитков искать.

– Ааа, хорошее дело, удачи тады, – Шестаков разом потерял к происходящему интерес. – Я спать, вернетесь, расскажите, как все прошло.

– Ты не идешь?

– Без меня чёли не справитесь? Уж как-нибудь…

– Корову пойдешь доить, Шестаков. Она тебя заждалась.

– Когда выступаем? Я готов! Пошутковать уж нельзя! – вскинулся Степан. – Я и сам хотел предложить, да постеснялся чегойт. Знаете, какой я стеснительный? Мамка мне завсегда говорила: «Помрешь Степка, через стеснительность эту свою». Вот, помню, был случай…

Договорить не успел.

– Отряд, стройсь! – гаркнул немолодой партизан. Бойцы побросали самокрутки и выстроились в колонну по два, со сноровкой, которой могли позавидовать кремлевские курсанты. Из-за елок появился Решетов, в сопровождении двух примечательных личностей. Первый, невысокий, жилистый, с узким, неприятным лицоми сломанным носом, одетый в офицерскую полевую форму, перевитую десятком ремней. На голове мятая папаха, в руках короткая плеть.

Второй - полная противоположность: высокий, мощный, похожий на забросившего ковер и обросшего жиром борца. Плечищи глыбой, узловатые руки ниже колен, не застегнутая на верхние пуговицы куртка не в силах сдержать напора раздутой, волосатой груди. Ручной пулемет в широких ладонях, словно игрушка. Лицо плоское, вдавленное, маленькие, поросячьи глазки горели нездоровым огнем. Питекантроп какой-то.

– Маленький, Григорий Саватеев, – зашептал на ухо Колька. – Правая рука Решетова и заместитель.

– Красиво одет.

– Казак он, настоящий казак, – убежденно прошипел Воробей. – С Дона вроде, али с Кавказских гор.

– Ну-ну, – хмыкнул Зотов. – А громадина?

– Федор Малыгин, сильнющий, жуть, подковы ломает. В марте, по распутице, телега в крошеве снежном по оси застряла, кони встали, не тянут, народ облепил телегу со всех сторон, измордовалися все, а с места не сдвинули, я пупок надорвал. А Федор подошел, плечищем оттеснил мужиков, взялся, телегу из грязи поднял за задок и на сухое поставил. Даже не покраснел, хохотал только, недоносками обзывал.

– Готовы, орлы? – осведомился Решетов. – Отлично. Ставлю задачу: вчерав пяти километрах от лагеря обнаружена группа неизвестных, вступившая в огневой контакт с нашим отрядом. Выдвигаемся на место и начинаем поисковые мероприятия. При обнаружении противника приступаем к уничтожению. Вопросы есть?

– Это кто? – Саватеев небрежно ткнул плетью в сторону стоящей на отшибе банды Зотова.

– Разрешите представить – Виктор Павлович Зотов, представитель Центра в нашем отряде. Прошу любить и жаловать! - представил Решетов.

Малыгин уперся в Зотова тяжелым, насмешливым взглядом. По строю пронесся сдавленный, неодобрительный гул.

– Тихо, – оборвал Решетов. – В поиск они идут с нами, это приказ.

Шум дисциплинированно утих.

Решетов подошел вплотную и кивнул Зотову.

– Сколотили команду? Похвально. Батюшки, знакомые лица. Напомни, как зовут тебя парень.

– Колька я, Колька Воробьев!

– Точно, Валькин дружок. Ну ты парень боевой, пригодишься.

– Ага, – Колька залучился счастьем.

– И Шестаков тут! Здорово Степан.

– Доброго утречка, – хмуро отозвался Шестаков.

– Видишь, сошлись пути-дороженьки. А ведь я тебя к себе звал.

– Недостойный я такой чести, – Шестаков дожевал хлеб и закинул крошки в рот. – Уж как-нибудь сам по себе.

– Ерепенишься, Сирота, – прошипел Саватеев, поигрывая нагайкой.

– Мамка таким родила, ерепенистым, – улыбнулся Шестаков. – Не всем же казаками ходить.

– Ты на что намекаешь? – с ходу завелся Саватеев.

– Прекратить, – оборвал Решетов. – Иди, Григорий, делом займись, выступаем.

Саватеев хлестнул нагайкой по сапогу и удалился, одарив напоследок Степана красноречивым взглядом. Шестаков сделал вид, что ничего не случилось, бормоча вполголоса про казачишек и семнадцатый год.

– Кровь молодая играет, – виновато улыбнулся Решетов. – Ничего, стерпится, слюбится. Вы на моих ребят не обижайтесь, они не привыкли с чужими работать, так у нас повелось.

– Наслышаны, – кивнул Зотов.

– Ну и хорошо, не придется долго разъяснять что к чему, я этого страсть не люблю. Вы ребята опытные, учить не надо. Держитесь в середине колонны, я немного пройдусь в голове и вернусь, побеседуем. Договорились?

– Договорились.

– Честь имею, – Решетов козырнул и унесся к своим.

Тут Зотов увидел, чем боевая группа Решетова отличается от остальных партизан. Такой слаженности и выучки видеть не доводилось, а он повидал не один десяток отрядов, бригад и соединений. Первым в лесу исчез головной дозор из четверых бойцов во главе с Малыгиным. Одновременно, по сторонам разошлись боковые дозоры, прочесывая заросли на сотню метров вперед. Высший пилотаж контрзасадных мероприятий, доступный лишь профессионалам высшего класса. Карпин показал большой палец. Тоже оценил. Красиво работают. Зотовский отряд оказался в середке, позади двигались решетовцы под предводительством Саватеева и тыловой дозор, отставший на пару десятков шагов.

– Степан, а чего ты к ним не пошел? – поинтересовался Зотов.

– Надо больно, – фыркнул Шестаков. – Решетов своих в ежовой рукавице зажал, а я вольная птаха, не люблю, когда надо мной пять командиров и перед каждым надо шапку ломать.

– И все?

– А еще трусоват я.

– Брешешь.

– Вот те крест, – Шестаков истово закрестился. – Примета есть нехорошая: новички в группе Решетова частенько с заданий не возвертаются. Того и боюсь. Сгину в болотах, жинка с дитями над могилкой не порыдают.

– У тебя нет жены и детей.

– Ну будут ведь, дурацкое дело не хитрое. На моей памяти из пяти новичков решетовских, двое головушки на первом задании и сложили. Главное, все живые вертаются, ни царапины, а эти в земле. Нет, чтобы пораненными быть, или понос жгучийсвалил, сразусмерть.

– Но ведь другие вернулись?

– Вернулись, а осадочек-то остался. Суеверный я, жуть. Матушка завсегда говаривала: «Помрешь ты, Степка с суевериями своими!»

– Чего тебе матушка только не говорила.

– Ну так, большого ума женщина была, оттого, может, головенкой и тронулась.

– Саватеев этот, странный тип. Правда казак?

– Говорит да, пачпорт я не смотрел. Хотя куды казаком записывают , мож в трудовую? По мне, так заигрался парень. Решетов правильно говорит, молодой.

– На вид лет тридцать.

– А мозгой на десятилетнего смахивает. Нет, я ничего против казаков не имею, упаси Бог, но он же холера, себя другой нацией мнит.

– Это как?

– Ну вроде они, казаки, отдельный народ, типо хохлов или бульбашей.

– Тяжелый случай.

– Говорят, в Москве лечат такихелектричеством.

Колонна двигалась знакомой