– Где-где? – Гектор Борщов улыбался еще шире.

– И в вашем фешенебельном Серебряном Бору. Мы сначала там построим мусороперерабатывающие заводы и будем там жить рядом с ними. Испытаем это сначала на себе. Потому что от нас – тех, кто живет в Барвихе и Серебряном Бору, – мусора, отходов и дерьма, – Герда повысила голос, – не в пример больше. Потому что мы богаче и питаемся лучше. И барахла у нас больше намного, а значит, больше тары и упаковки, больше всего того, что мы выбрасываем на свалку. Одних банок из-под черной икры, которую у вас в особняках едят ложками…

– Мой батя живет в особняке в поместье. Герда, уверяю вас, все последние годы он ест лишь протертое пюре и кашу. Как Генсек. – Гектор Борщов глянул на Катю, слушавшую этот допрос молча.

– Ваш отец – старик. А есть люди помоложе, – ответила Герда. – И от них мусора и отходов предостаточно. Если бы только объявили о такой справедливой идее, уверяю вас, все митинги и протесты по стране против свалок и мусорозаводов прекратились бы сразу. Потому что люди увидели бы – начинают с себя, с головы, значит, деваться уж некуда. Надо проблему всем миром решать. А не плодить здесь у нас некие зоны – эта вот территория для богатых, с экологией, с чистым воздухом, с инфраструктурой, а эта – резервация для плебса, он и у «факела»-коптильни поживет, а если и подохнет от онкологии, туда ему и дорога.

– Вы идеалистка, Герда. Но я представляю себе картину, – Гектор засмеялся, – наши из СерБора, из Барвихи, из Раздоров, из Успенского с Рублевки тоже митинговать против двинут. Чинуши, силовики, кремлевские, их чада и домочадцы – только не с плакатами, а, я думаю, с дубьем. И вы как Жанна Д’Арк на белом скакуне из генеральских конюшен впереди нашего стада мажоров. Это как у Гейне из книжки, что на столе у нашего майора лежит сейчас: «Хоть окончилась война, но остались трибуналы, угодишь ты под расстрел, ведь крамольничал немало. Может быть, в России мне было б лучше, а не хуже, да не вынесу кнута…»

– Вы все превращаете в балаган.

– А вы говорите смешные для политика вещи.

– Я политикой не интересуюсь.

– Где вы находились вечером третьего дня? – вмешался в их разговор Вилли Ригель. – В ночь убийства Алексея Кабанова?

– Вечером до семи я была в комитете. Потом пошла домой.

– Одна?

– Да. Отпустила няню. Была дома с дочерью.

– Во сколько точно вы отпустили няню?

– Не помню, я на часы не смотрела. В начале восьмого.

– И весь вечер и ночь находились дома?

– Да.

– И ваша дочка это подтвердит, если спросим?

– Ей четыре года, вы это прекрасно знаете, Вальтер. – Герда назвала майора Ригеля по имени. – Она спала.

– А в тот день вы разве не встречались с Алексеем Кабановым? – спросил вдруг Вилли Ригель.

– В какой день?

– Тот самый, когда пропала ваша дочь. Ваш ребенок.

Катя вздрогнула. А это еще что такое? О чем он?

– Нет. Я прибежала сюда, к вам, в полицию, сразу из садика. И была здесь. Вы же видели меня сами здесь.

– Видел, но не все время. И вы кому-то звонили. И вам кто-то звонил. Кто?

– Мои из комитета, они все встревожились до крайности, испугались.

– И вы сильно испугались. Но вы разговаривали по телефону – это я видел. Я тогда подумал – вам звонит шантажист. Похититель ребенка.

– Нет, нет, я же сказала вам тогда – никаких требований, пока шел поиск, мне никто не выдвигал!

Катя напряженно слушала. Вот оно… вот что тут было… Это то самое – скрытое от посторонних глаз. И возможно, самое главное… Однако, как это все надо понимать?

Вилли Ригель хотел задать новый вопрос. И Катя еще больше напряглась, как вдруг…

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге возникла Лиза Оболенская. Рыжая, решительная, бледная, холодная, как зима. В руках – папка с документами.

– Вы допрашиваете мою подопечную в связи с делом об убийстве, я ее адвокат, я имею право присутствовать. Я опоздала, потому что ездила сейчас в городской суд – забрала решения по изменению сроков административного ареста троим задержанным в палаточном лагере.

Майор Вилли Ригель медленно восстал во весь свой немалый рост. С его стола что-то упало при этом. Он смотрел на свою сбежавшую невесту. Катя подумала – молния сейчас ударит и кого-то убьет. Но Вилли Ригель молчал.

– Мы рады адвокату, тем более такому красивому и сердитому, – светски объявил Гектор Борщов. – Проходите, будьте как дома. У нас интересная беседа с вашей подопечной. И вы непременно поучаствуете. Майор… майор… майор, очнитесь…

Катя подумала – Вилли его даже сейчас не слышит. Он ничего вообще не слышит. У него такое лицо! Он и не видит их никого, только ее – Лизу Оболенскую.

Пауза.

– Так что вы хотели спросить, майор? – снова обратился Гектор Борщов к Вилли Ригелю.

Тишина гробовая.

– Ладно, это было познавательно и полезно. Но из-за форс-мажора допрос временно прерван, – усмехнулся Гектор Борщов и направился к двери.

Катя – за ним. Герда встала со стула и тоже молча вышла.

Катя подумала – все понимают. Здесь все, в общем-то, свои люди. Как ни странно.

В кабинете остались Вилли Ригель и его сбежавшая невеста Лиза Оболенская.

– Решение суда об изменении сроков административного ареста. – Лиза Оболенская достала из папки документы и протянула Вилли Ригелю.

Он набрал на мобильном номер дежурного Ухова.

– Семеныч, зайди, бумаги из суда для ИВС. Отнеси им освобождение из-под стражи.

Дежурный Ухов явился. Глянул на них обоих, молча забрал документы и сразу ушел.

– Это все, что тебе надо? – спросил Вилли Ригель.

– Пока достаточно.

– Пришла посмотреть, не сдох ли я без тебя здесь?

– Ты похудел, Вилли Ригель. Одни глаза. И скулы.

Она подошла ближе.

– А ты расцвела, как роза.

– Это сладкое чувство свободы, Вилли Ригель.

– Свободы захотела?

Когда Лиза Оболенская только вошла в кабинет, он взял что-то со стола. И сейчас сжимал это в кулаке все сильнее, крепче.

– И ты тоже свободен. Как ветер. – Лиза протянула руку и хотела коснуться его щеки. Но Вилли резко отвернул голову в сторону.

– Я не свободен. И ты это знаешь. Явилась foppen… дразнить, издеваться явилась? Meshugge blо?dser… шизанутый дурак все стерпит, да? Все стерпит от тебя? Meschugge… шизанутый… der Smachter… тряпка… Ты свободы захотела, Mein Diamant? Не будет ее у тебя. Пустота – вот это будет. Пустота вокруг. Это я тебе гарантирую. Потому что… Всех, всех твоих новых… любовников, мужей будущих, ухажеров… всех, кто только глянет на тебя… только посмотрит… убью. В гроб заколочу!