– А хошь, и тебя приподниму? – спросил его Петр. Слова эти были сказаны таким тоном, что и премьер-министр, и Президент уловили двойной смысл.

Представленные гости отходили в сторону и набрасывались на холодное шампанское, которое лилось рекой.

– Как он тебе? – раздавалось то там, то здесь.

– Не знаю… Молчит, только смотрит пристально, как кот на мышь.

– Ты его ручищи видел? Я, когда подходил, представил, как он своих приближенных гонял. Чуть что не по нем – и в ухо! Бр-р-р.

– Моя-то от него в восторге! «Он, – говорит, – жутко стеснительный». Ты можешь себе это представить?

Петр при этом чувствовал себя не в своей тарелке. Он не терпел пристального внимания к себе, тушевался под бесцеремонными взглядами, хоть и старался скрыть это. Хуже всего было с дамами. Его разглядывали, строили глазки, шептались за спиной и везде лезли на глаза.

– Не хотите ли шампанского? – предложила Валентина Петровна. Она взяла напиток с подноса у одетого в ливрею официанта и протянула Петру. Ему приятна была ее забота, и он, приняв бокал, выпил одним глотком. Как только она с улыбкой отошла в сторону, Петра окружили дамы.

– Петр Алексеевич, что вы думаете о современных женщинах?

Он покрутил ус и ответил:

– Обряжены вельми, но без перебору! Образ украсили обольстительно! Грацией и весельем от грубых кавалеров отличительны! Как я и желал в мой век.

Дамы всех возрастов довольно переглядывались, и каждая подумала, что это о ней!

А вопросы сыпались и сыпались.

Илона со своим кораблем-шляпой подплыла к Петру и заворковала:

– Я вас именно таким представляла, Петр Алексеевич, – она жеманно закатывала глазки. – А почему вы без супруги? – сморозив чушь от волнения, закончила и того хуже: – Передайте привет, когда увидите!

Бедный Николай Арсеньевич сквозь землю провалиться хотел от стыда за подругу жизни, что при его габаритах было бы крайне затруднительно. Но тут другие дамы пожелали завладеть вниманием Петра.

– А какие женщины были в ваше время?

– А кто в вашем вкусе?

– Кого вы больше любили – Екатерину или Анну Монс?

– Это уже слишком! – заволновался Президент, услышав последнюю фразу.

И тут Петр, облепленный наседавшими прелестницами разных возрастов и калибров, ответил громовым голосом, которым когда-то перекрикивал морскую стихию.

– Я в женщине допреж всего ценю… меру.

Прелестницы от неожиданности отступили.

– Там, где мы, мужики, ее не чуем, – она, подруга наша, подскажет, – продолжал так же громогласно Петр. – Кутим ли, гуляем ли, про дело ли забываем – она нас на путь наставит. Во всем мера должна быть, и в скромности, и в веселье, и в любопытстве. – Сказал, как точку поставил.

– Как он их! – восхитились представители мужского пола, когда пристыженные дамы разошлись по мужьям.

– Петр Алексеевич, не пора ли хлеб преломить? – спросил Президент запросто, чтобы стряхнуть официальное оцепенение.

– У меня в утробе хор лягушачий давно концерты дает. А этих что? По боку? – кивнул он на очередь ожидавших представления.

– Мы их представим за трапезой.

Петр усмехнулся:

– Сначала спросим имя и по отчеству, а затем съедим с хреном?

Окружающие рассмеялись.

Все стали перемещаться вслед за главными лицами к столам и рассаживаться согласно плану, который был выслан вместе с пригласительными билетами.

Когда была дана команда официантам разносить закуски, Петр, сидевший за столом вместе с Президентом и его супругой, заговорил:

– Зашел тут, гуляючи, в Патриаршие палаты, к Никону, знаешь, что отец мой его вельми слушался по молодости. Признал там кубок свой и икону Божьей Матери в жемчуговой оправе. Нас с Евдокией матушка той иконой благословляла.

– А в Грановитой палате побывали? – поддержала разговор Валентина Петровна.

– Учение у меня день-деньской, – сконфуженно произнес Петр. – В царские кладовые намереваюсь заглянуть. Может, что там от моего времени осталось. Как с добрыми друзьями встречусь.

– Одиноко вам, Петр Алексеевич, – заметила Валентина Петровна.

Петр сурово сдвинул брови.

– Не утаить от вас ничего! Привыкну, полегчает!

– Простите за вопрос, но всех интересует, что вы о современности думаете? Нравится ли вам, то, что видите?

– О том я токмо Катерине своей поведать могу. Как наболело, пишу ей.

Президентская чета смотрела с удивлением.

– Знаю, что не дойдут письма эти, а удержаться невмочь.

Заиграла музыка, и раздался густой и задорный голос Надежды Бапкиной – красивой, колоритной солистки приглашенного ансамбля. Ее яркий парчовый костюм соединял современные детали с традиционно старорусскими. На голове – высокий кокошник. Глубокое декольте было оторочено чернобуркой, и лисья мордочка утыкался в соблазнительный бюст. Она пела «Здравницу», и, подхватив поднос с рюмкой водки и закуской, подошла к Петру и поклонилась.

Петр встал, выпил, вытер усы и, к удовольствию присутствующих и Надежды, крепко поцеловал ее в губы.

Все засмеялись, оживились, а певица, не ожидавшая такого поворота, вдруг зарделась, как юная дева, что было заметно и под слоем тонального крема.

Петр, увидев, как покраснели от смущения ее щеки, смягчился, и напряжение, которое он никак не мог скинуть с себя, постепенно спа́ло.

За это время появились столе серебряная ладья с икрой, блюда с белугой, осетриной, копченым палтусом, вазочки с грибами, блюдечки с отечественными мясными изделиями и прочие закуски.

Президент поднялся.

– Разрешите мне провозгласить тост за Петра Алексеевича, благодаря которому связь времен стала реальной.

Все встали и вместе с оркестром, расположившимся в дальнем углу зала, нестройно затянули: дол-ги-е ле-та.

После представления и приветствий в адрес Петра, Президента с супругой и присутствующих был предложен следующий тост, затем следующий, затем следующий…

Стиль этого приема отличался от официальных кремлевских застолий. Там приглашенные чувствовали себя как на работе: лишнего не сболтни, держи себя в рамках, пей умеренно, чтобы не испортить о себе впечатления.

Этот же прием был устроен в стиле, привычным Петру, который желал, чтобы гости себя чувствовали расслабленно. Так легче было понять, кто перед тобой, ведь по русской пословице: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».

Блюда заполняли столы, опустошались, затем приносились другие. Поросята с хрустящей корочкой возлежали на гречневой каше (специально для Петра его любимый гарнир к свинине) и смотрелись на коричневатой массе вполне натурально, как в привычной и теплой грязевой ванне, сдобренной цветочками из овощей и фруктов. Содержимое блюд уменьшались невероятно быстро, поросята худели прямо на глазах, как вдруг настойчивое пение ансамбля провозгласило время для развлекательной программы.

Петр уныло оглядел приглашенных победителей бальных танцев и приказал оркестру играть старинную русскую. Тут он разошелся и начал выделывать замысловатые па своего времени, увлекая присутствующих. И вот уже все скакали парами, следуя за Петром, который