подбегали к волнам и выбегали обратно во время прилива?

– Травники, наверное. Забавные, на них часами можно смотреть.

Ханна согласно кивнула: она уже отметила это, любуясь птицами вместе с Иззи.

– Ты скучал по этому всему в отъезде? – Взмахом руки она указала на окружающий пейзаж. – Отсюда до Нью-Йорка путь неблизкий.

Хотелось спросить, не ради этого ли он вернулся, но это было бы уже как-то слишком назойливо. А тянуло бы ее саму… в такое место? Очень уж здесь тихо. И так – на многие мили вокруг.

– Все время. Хотя мне нравилась суматоха Нью-Йорка. Шумно, конечно, но надо привыкать, если хочешь чего-то добиться. К тому же там любят ирландцев. Как услышат акцент – сразу знакомятся.

Конор умолк, пока перелезал через изгородь сам и следил, чтобы Ханна тоже перебралась благополучно.

– А потом я переехал в Лос-Анджелес. Он в чем-то более вальяжный, но я в него так и не вписался. Не прижился. Ну а когда вернулся в Дублин уже с именем, нашел пекаря и открыл ресторан. Мне однажды предложили выступить в кулинарном шоу, я и подумал, что это будет неплохая реклама. Ну и… – Он пожал плечами. – И понеслось.

Его губы тронула улыбка.

– Казалось, я горы могу свернуть. Всего на свете добьюсь. А иногда возникало чувство, что этого мало.

– Звучит загадочно. – Ханна повернула голову туда, откуда доносился размеренный рокот волн, набегавших на берег и отступавших обратно.

– Просто говорю как есть.

– Ты скучаешь по этому?

– По чему? По кулинарии? Славе? По… – он изобразил пальцами кавычки, – престижу? Нет. Мне нравится быть здесь. Ну а ты? Что тебя сюда привело? С чего юрист вдруг захотела стать поваром? Выгорание?

– Нет. Я работаю с тех пор, как окончила школу. Взяла творческий отпуск.

– Но что-то тебя побудило!

Ханна рассмеялась.

– Скучная история.

Они остановились на краю пляжа. После прилива на песке осталась широкая темная полоса, полная осколков раковин. На мелководье под лучами солнца играла рябь.

– А давай прогуляемся так далеко, как получится. К закату вернемся.

Ханна кивнула и запахнула на плечах палантин, захваченный из машины. Хотя на пути домой нежданно выглянуло солнце, снаружи было все-таки куда прохладней, чем на уютной кухне Эйдана и Сорчи. Неудивительно, что так не хотелось от них уходить.

– Ну ладно, выкладывай.

Удивленная, Ханна оглянулась на Конора.

– Из-за чего ты взяла отпуск? Я точно помню, ты говорила в Дублине, что любишь свою работу и у тебя все получается.

– Так и есть, но… Я занимаюсь этим постоянно, как по накатанным рельсам. Я и место работы-то никогда не меняла… Словом, это превращается в рутину. Мне там нравится, но я как будто больше ничего в жизни не видела. Вот я и подумала, что мне нужны перемены. Просто перемены ради перемен. И я… понимаю, что это прозвучит глупо…

– Честное слово, не буду смеяться.

Ханна хмыкнула.

– Будешь, когда услышишь. У нас на работе устроили кулинарный конкурс. Знаешь, типа как «Лучший пекарь Британии».

– Слышал что-то такое, – сухо проронил Конор.

– Ну… – Она вздохнула. – Так неловко. Даже не знаю, зачем это рассказываю. Словом, все серьезно к этому отнеслись, и тут я со своим дурацким пирогом… Я видела, насколько меня все обошли, и это задело.

Про Сэди Бернс-Куттс, которая наверняка была во вкусе Конора, она говорить не стала.

– Задело?

– Да. На работе-то я вечно в первых рядах. Всегда знаю ответы на все вопросы. Ненавижу, когда в чем-то не разбираюсь. А тут такое простое дело. Готовить-то любой может, это тебе не ракетостроение.

– Нет, но определенные знания нужны и здесь.

Ханна бросила на него кислый взгляд.

– Не нужны, если все делаешь по рецепту. А это любой может. Ну, мне так казалось. И меня зацепило, что я не умею готовить. Моя сестра в этом гений, я даже рядом не стояла. Мы с ней вообще разные, так что тут я даже не заморачивалась, но хочется же разбираться. И вот мне попалась в воскресной газете реклама Киллоргэлли, а тут поблизости и друзья мои живут. И эта идея не давала мне покоя. Все время свербило.

– И ты взяла отпуск. Просто чтобы разбираться в готовке. – Конор скептически поднял бровь.

– Глупо, да? Но я решила, что раз я буду этим заниматься, то должна все делать как надо.

Она всегда считала, что четкие продуманные действия – самые безопасные. Меньше риск накосячить. И больше уверенности в будущем. Ханна всегда хотела знать, что произойдет дальше. Сюрпризы – это не для нее.

– Делать все как надо – понятие растяжимое. – Губы Конора слегка скривились.

– Я так и знала. Смеешься.

– Когда все делаешь правильно, растешь над собой, верно? На этот курс люди со всего мира съезжаются. Он, наверное, один из самых интенсивных.

– Вот я и говорю. Я хотела, чтобы у меня все было под контролем.

– А теперь?

Ханна бросила на него сердитый взгляд.

– Ты слышал, что сказала твоя мама. Мне это трудно дается. Очень трудно. Остальные, ну, может, кроме Иззи, хоть понимают, что делают, а я – полный ноль.

Она пыталась представить Эйдану и Сорче свои злоключения в забавном виде, но они-то знали ее как профессионала во многих других сферах. Перед ними легко было шутить.

Она надула губы.

– Я даже овощи толком нарезать не могу. Куда мне до остальных. А тут еще Герберт умер.

Конор споткнулся и бросил на нее взгляд, полный ужаса.

– Ох, прости! Это твой…

– Кто, Герберт?

– Да. Начальник? Друг? Брат? – Вид у него сделался совсем несчастный. – Отец?

Ханна прыснула. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не расхохотаться.

– Моя закваска для хлеба.

– А, ну конечно, – угрюмо буркнул Конор.

– Хотя он, пожалуй, и не родился. Вот что там могло не получиться? Это же просто мука с водой!

Конор покачал головой.

– Не ляпни этого при Имоне или при маме. Ты где его держишь?

– На кухне.

– И сколько всего ты там смешала?

– Семьдесят пять граммов муки, семьдесят пять миллилитров воды, все как в рецепте. Должны были получиться пузырьки. Много. А у меня – просто как густое молоко.

– А можно мне посмотреть, когда мы вернемся?

– Если хочешь, – нехотя сказала Ханна. Она не представляла, какой в этом толк. У других закваска уже увеличилась вдвое, а у Джейсона так и вовсе из банки выперла.

Пока они шли, солнце потихоньку закатывалось за горизонт, окрашивая серые облака розовато-персиковой каймой и расплескивая по морю золотые тени. Они остановились, глядя, как оно исчезло за холмами; померк последний отблеск света, и сразу изменились