резиновыми перчатками врача. Несколько секунд мне показались вечностью, в то время как Белла Георгиевна продолжала осмотр.

— Да, действительно, всё в порядке, — сказала хирург, отклонившись назад. — Теперь поворачивайтесь задом.

Я сразу вспомнил, что в будущем должна появиться такая штука, как ректороманоскопия. Наслышан, что подавляющее большинство пыталось избегать этой унизительной процедуры всеми возможными и невозможными способами. А кто не смог, то пытался забыть её, как страшный сон. Вот только соседи по палате и отделению не давали этого сделать. Все через это проходили, так что и мне когда-то предстоит также… искать варианты избежать этого «наказания».

Через минуту Белла Георгиевна объявила, что осмотр закончен и мне можно одеваться. Пока я надевал на себя одежду, товарищ майор изучала мои рентгеновские снимки. Никогда их особо не понимал, но на то она и врач, чтобы разбираться в этих тёмных и светлых пятнах на больших полотнах.

— Разрешите забрать историю? — спросил я, заметив, как хирург отложила снимки и закончила писать.

— Не торопитесь. На осмотре вы не слишком спешили, молодой человек, — ответила она, постукивая своими ярко-красными ноготками по столу. — У меня для вас хорошие новости — вы будете летать! И, скорее всего, очень долго.

Пф, тоже мне, удивила! Естественно, буду. Ещё нужно в Афгане полетать, а затем и домой. Там и рапорт Томину в школу испытателей подам, о котором мне сказал Садовников, когда я встретил его в Парке Сокольники.

— Спасибо, Белла Георгиевна. Значит, могу забрать и бежать к своим…

— Очень долго, но не на истребителях, — с такой же милой улыбкой произнесла хирург.

Тут у меня всё напрочь ушло вниз. Сердце заколотилось, а внутри всё сжалось так, что я не смог ничего сказать. Воздуха не хватило.

— Это как, Белла Георгиевна? Не понимаю вас? — спросил я, подойдя ближе к столу.

— Очень просто. Вы перенесли катапультирование, что повлекло за собой изменение в позвоночном столбе. Грыжа у вас на пояснице плюс к этому. Ваши ранения от пуль хоть и затянулись, но это не говорит о том, что рука и нога будут также переносить перегрузки. Мой вердикт — годен для полётов на всех типах вертолётов и транспортных самолётах, — обрисовала мне ситуацию Белла Георгиевна.

Какое-то нереальное событие сейчас происходит. Опять чёрная полоса пошла? И снова женщина всему виной. Не везёт с ними в последнее время.

— Белла Георгиевна, я вас прошу, посмотрите ещё раз? — попросил я. — Может, что-то не так посмотрели? Вы только скажите, как можно исправить вот эти все мои искривления и я всё сделаю.

Мимолётом я уже был готов с ней переспать, если потребуется. Но сразу же отмёл эту идею. Я ж не Марик.

— Сергей Сергеевич, вы можете и не пытаться трепыхаться. Если бы вы знали меня, поняли бы всю безальтернативность вашей ситуации, — сказал она, закрывая мою «историю». — Радуйтесь, что вообще оставила вас в небе. Всего вам наилучшего, — произнесла Белла Георгиевна, протягивая мне папку.

Глава 16

Я смотрел в её голубые глаза и видел перед собой совершенно иного человека. Как же мог я так ошибиться и не увидеть в этой, без преувеличения, сексапильной женщине настоящего дьявола. Видимо, она смогла под своими белокурыми волосами спрятать рога.

— Вы что-то хотели сказать напоследок, Сергей Сергеевич? — всё тем же притягательным голосом произнесла Белла Георгиевна.

— Пока размышляю, — вырвалось у меня, хотя хотел выразиться гораздо жёстче по отношению к ней.

— Понимаю вас, но жизнь не заканчивается на признании негодным к полётам. Сейчас такое время, что стране нужны здоровые и готовые служить лётчики, — продолжала она меня успокаивать. — Восстановитесь, отдохните и приезжайте сюда через полгода. Там и посмотрим.

С этими словами она положила папку с историей болезни передо мной и накрыла сверху медицинской книжкой.

— А почему я не могу сейчас быть признанным годным? Из-за грыжи и микроповреждений вы лишаете меня возможности послужить стране на дальних рубежах?

Белла Георгиевна отклонилась назад на стуле и внимательно посмотрела на меня. Она слегка прищурилась, будто присматривалась ко мне, пытаясь усмотреть мелкие детали в поведении.

— Вы сейчас не можете пройти, поскольку вы не годны. У вас было катапультирование…

— Я прекрасно себя чувствую, — перебил я её, и это очень не понравилось товарищу майору. Она даже слегка «ойкнула».

— Вы забываетесь, товарищ лейтенант.

— А я думаю, это вы забываете, что стране нужны готовые служить. Здоровье выходит на второй план, когда у человека есть определённые знания и умения. Вы лишаете страну перспективного лётчика, а не лично меня возможности летать.

При этих словах Белла Григорьевна хлопнула по столу и нагнулась ко мне. Ей сейчас не хватает кожаной плётки и латексного костюма, настолько серьёзное у неё выражения лица и готовность меня «наказать».

— Я вам предлагала нормальный путь. Можно сказать, шанс. Вы же, как и многие до вас, только и видите в себе перспективных, умелых и незаменимых, — начала она повышать голос. — На заседании комиссии я буду рекомендовать вас полностью списать с лётной работы. Пойдёте в эти… ваши… ну, которые долго не живут… авианаводчики, в общем. Вам там самое место. Лицо в мыле, а задница в дырках! Теперь это будет ваш удел.

Ха, напугала ежа голой попой! Как будто я никогда не был в шкуре ПАНа. Однако слова этой тёти начинают меня выводить из себя. Главное — не перейти границу.

— Это мерзко с вашей стороны так отзываться о людях этой героической специальности.

— Я сама решаю, как и про кого мне говорить, лейтенантик! — усмехнулась Белла Георгиевна. — Не забывайте, в этом госпитале всем плевать, какой вы заслуженный и нужный стране, какая там политическая повестка и ситуация в мире, есть война или её нет, кто ты и что ты за вон тем КПП. Вы свободны, товарищ лейтенант.

Дальнейшие препирания были уже бессмысленны. Остаётся только единственный шанс, что на заседании комиссии примут иное решение, а пока у меня светится надпись не самого лучшего содержания — «не годен к лётной работе».

На выходе я не стал разговаривать с Марком, а пошёл сразу к себе в отделение. На сегодня у меня все назначения были завершены. Оставалось завтра пройти барокамеру и дожидаться понедельника. Там должно состояться заседание центральной ВЛК.

Первым делом, я зашёл в кабинет к начальнику своего отделения, который вёл меня на всей «дистанции».

— Молодец, Родин! Всё у тебя хорошо! С врачами говорил, все довольны. Завтра барокамера и пойдёшь в понедельник за своим «добром» на полёты, — улыбался мне врач-подполковник, листая историю болезни. — Чего молчишь и хмуришься?

Как раз терапевт практически долистал до раздела «Хирург» в истории болезни.

— Сейчас увидите, Альберг Иваныч, — вздохнул я и в тот же момент подполковник