Через пять минут после того как я покинул кухню, она молнией пронеслась наверх, едва не сбив с ног маляра. Любопытненько, подумал я и пошел за ней. Я застал ее в спальне: она сидела на кровати и держала в руках платье, которому самое место в мешке для тряпок и лоскутков. Ага, подумал я, она волнуется из-за наряда для чаепития. Джеки говорила, что на чердаке полным-полно старой одежды, и я напомнил ей об этом.

Не сомневаюсь, если бы я загораживал выход, она сбила бы меня с ног и пробежалась по мне. А так она просто поднырнула под мою руку — с такой скоростью, что я едва не провернулся на месте.

Мы обшарили несколько коробок со старьем и нашли ей одежду. Минут через сорок за ней пришел сантехник. Я еще несколько минут просидел на чердаке. Мне было в некотором роде хорошо. Не знаю, что такого есть в Джеки, но рядом с ней я не чувствую той глубокой боли, которая поселилась во мне после смерти Пэт.

Я решил, что мне пора завести любовницу. Джеки кажется мне все более и более привлекательной. В этой блузке она выглядела как женщина. Когда она в джинсах и футболке, ее обаянию еще можно сопротивляться, но в этом кружевном женском одеянии... Ну, в общем, она чертовски хороша. А так как она уже дала мне понять, что от меня ей нужны только подписанные чеки, гордость не позволяла мне ухлестывать за хорошенькой ассистенткой.

В пятницу, после обеда, дом выглядел уже и вполовину не так плохо, как вначале. Я был настолько занят оборудованием кабинета и сортировкой библиотеки, что не обращал особого внимания на то, что делает Джеки. Может, она уже говорила мне, что они с аукционистом заключили своего рода сделку, но я ее не услышал. Так что когда в пятницу рано утром подъехали грузовики и рабочие стали заносить мебель в дом, я выразил протест. Однако оказалось, что прямо в соседнем округе умерла богатая пожилая дама и взрослые дети решили распродать содержимое ее дома. Так что Джеки вложила деньги, вырученные от продажи белчеровского добра, в покупку этой мебели. А когда ее привезли, она носилась как угорелая, указывая четверым грузчикам, как расставлять диваны, стулья и столы.

Пока длился этот хаос, я заперся в библиотеке и освежил в памяти книги Фрэнка Йерби. Все-таки не зря в свое время его книги так хорошо раскупались.

В час она постучалась и вручила мне целый поднос еды. Потом она постучалась в три, на этот раз — одетая для чаепития в белую блузку, которую я для нее нашел, и черные брюки с широкими штанинами. Выглядела она чудесно.

— Иди одевайся, — велела она мне тем же тоном, каким отдавала распоряжения грузчикам.

Я посмеялся, однако пошел наверх и переоделся в чистую рубашку и брюки.

Мы прошлись по улице в молчании и завернули за угол ближайшего к парку дома. Нам открылся прелестный вид: столы для пикника ломились от угощения, и примерно полсотни человек окружали их. Музыканты уже расположились на сцене и настраивали инструменты. Детишки в самых нарядных костюмчиках и платьишках степенно прохаживались вокруг и ждали момента, чтобы скрыться от бдительного родительского ока и взяться уже за проделки, которые им делать запретили. В общем и целом все выглядело вполне миленько, и мы с Джеки направились прямиком к столам.

Я старался держаться Джеки, потому что в принципе не люблю незнакомцев, однако она — маленькая мисс Общительность — в мгновение ока растворилась в толпе.

Меня «поприветствовали» — это означало, что меня взяли в оборот мэр Коул-Крик и главный библиотекарь мисс Эсси Ли Шейвер.

Едва увидев эту парочку, я удивленно заморгал. Мэр — уверен, у него есть имя, но его называли, исключительно мэром — был одет в зеленый пиджак и жилет из золотой парчи. Он носил большущие рыжеватые усы и сложением очень напоминал Шалтай-Болтая: в поясе дюймов пятьдесят, ножки тонкие, как у журавля, а крохотные начищенные ботиночки пришлись бы впору годовалому малышу. Говорил он таким тоненьким голоском, что я с трудом его понимал.

Тем не менее я стоял и слушал его, изо всех сил стараясь смотреть ему в глаза, а не осматривать его с головы до ног. Подошла Джеки с полной тарелкой всякой снеди в руках и прошептала мне:

— Иди по дороге из желтого кирпича. Иди по дороге из желтого кирпича.

После этого мне пришлось приложить гигантские усилия, чтобы сохранить серьезное лицо: мэр и впрямь походил на высокого жевуна.

Прошло немало времени, прежде чем мэр «сдулся», закончил приветственную речь, и эстафету приняла мисс Эсси Ли — долговязая, тощая, еще более плоскогрудая, чем Джеки. Она нарядилась в старую блузку, очень похожую на ту, что надела сегодня Джеки. Я ждал момента, когда мэр остановится перевести дыхание, чтобы отвесить этой блузке комплимент и таким образом, может быть, заслужить прощение за ужасный телефонный разговор, однако мэр все не умолкал и не умолкал.

Джеки вертелась вокруг столов, которые выглядели так, словно пара рогов изобилия трудилась всю ночь, и смеялась с десятком других людей. Я разрывался между завистью и раздражением: я тоже хочу поесть и посмеяться, почему же она не спешит мне на помощь?

Я был так погружен в мысли о еде, что пропустил слова мэра мимо ушей.

— Так что, как видите, произошла ошибка, — говорил он. — Подростки сочинили байку, чтобы объяснить свою находку, а мисс Эсси Ли приняла вас за самозванца, который притворяется прославленным писателем, и поэтому повесила трубку.

У стола с угощением стояла женщина, красивая именно той красотой, которую я ценил: овальное лицо, темные прямые каштановые волосы до пояса. На ней было черное платье-футболка и открытые сандалии. Она слушала, что говорила ей Джеки, потом повернулась и взглянула на меня — я улыбнулся. Она не улыбнулась в ответ, но и глаз не отвела. Я уже собрался извиниться перед Мэром Жевуном и улизнуть, когда мисс Эсси Ли взяла меня под руку и увела прочь. Я с сожалением оглянулся, но женщины в черном и след простыл.

Я вздохнул и отдался на волю мисс Эсси Ли. Мы с ней остались вдвоем, наполовину скрытые от остальных гостей нависающими ветвями дерева, и она говорила мне что-то, что я, по ее мнению, должен был узнать.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать: сбывается самый страшный мой кошмар. Мисс Эсси Ли Шейвер рассказывала мне историю, которую я должен положить в основу книги. А так как эта особа заправляла делами местной библиотеки, куда я намеревался получить доступ для своих изысканий, я не мог себе позволить просто уйти. Надо было слушать.

По-моему, ей казалось, что если я купил дом «дорогого мистера Белчера», то теперь я просто умираю от желания услышать трагическую и романтичную историю великой любви Эдварда, единственного сына мистера Белчера. Она подробно живописала мне, как Эдвард жил жизнью праведника, а в пятьдесят три попросил руки красавицы Генриетты Коул, которая была на двадцать семь лет его младше.

Фамилия «Коул» резанула мне слух.

— Как Коул-Крик? — спросил я.

Тогда-то я и узнал, что город основали семь семейств, а Генриетта Коул действительно происходила из рода отца-основателя.