— О-о-о…. — Мира закатила глаза и рассмеялась… — Тогда я тебе сообщу такое, что тебя точно приведет в режим повышенной рабочей готовности. Прямо совсем. Сто из ста, джек-пот, стрит флеш, детка!

— Я вообще ничего не понимаю, Мирочка, давай я отсижусь немного, в тишине, а потом…

— Ну, в тишине точно не получился. Во-первых, тебя ищет вся редакция. Сам Яков Юрьевич меня спрашивал про тебя столько раз, что я даже со счета сбилась.

— Ага, хорошо… Что?! — Поплавский резко дернулся, отступив к стене, и попытался через силу повторно осознать информацию, которая в данный момент звучала как начало триллера. — Что? В смысле?

— А во-вторых, к тебе пришел посетитель. Точнее, посетительница. Такая милая юная девушка. Правда, не особо разговорчивая. Даже мне имя свое не назвала. И если в двух словах, то она сказала, что знает что-то интригующее про выставку Феликса Петрова. Артем… ты меня слушаешь?

— Я помню про выставку. Она еще не открылась. Через несколько дней только.

— Да, а посетительница хочет общаться только с тобой. Мы ее пытались раскрутить, но она стойкая, как камень. Наотрез отказывается. Такое железное требование — говорить будет только с Артемом Поплавским. И она уже там часа полтора, и что-то в ней есть такое… интересное… А теперь колитесь, мистер. Кто же эта таинственная незнакомка? И чем ты ее так очаровал? Доброе утро, Яков Юрьевич!

— Мирослава, насколько не помнится, мы с вами уже виделись сегодня утром. По меньшей мере, шесть раз. Чего я, к моему глубокому сожалению, не могу сказать об Артеме, который, видимо, пожелал изменить свой график рабочего режима в вольном порядке. Начало рабочего дня у Артема теперь в одиннадцать часов и сорок две минуты. Жаль, что меня забыли уведомить об этих нововведениях. Что ж, прискорбный факт.

Ошарашенный Поплавский медленно перевел взгляд налево и неимоверным усилием попытался сфокусировать взгляд. Полуразмытые очертания медленно трансформировались в круглые очки, острую седоватую бородку и бархатный пиджак ярко-изумрудного цвета с шелковыми лацканами. Косторович стоял в метре от него, скрестив руки на груди, и выглядел недоброжелательно.

— Вероятно, я пользуюсь устаревшими понятиями, считая, что именно журналист должен находить людей и мотивировать их на интервью. Но как мы можем наблюдать, наш доблестный сотрудник изобрел инновационную идею. Отдам должное нашей команде, которая сумела удержать посетительницу до вашего прибытия. Ярко выраженное желание покинуть редакцию у нее появлялось минимум трижды. В последнем случае проводить беседу и уговаривать ее остаться пришлось мне самому.

— Здравствуйте… Яков Юрьевич… я могу все объяснить… просто сегодня так получилось… мне жаль, но… просто выслушайте… давайте, я все объясню…

— Господи Боже… — Косторович едва заметно поморщил нос и презрительно оглядел Поплавского… — Так. В данный момент мне совершенно безынтересны ваши вымученные тщедушные оправдания. Тридцать секунд — привести себя в порядок, и сразу к посетителю. После окончания беседы немедленно ко мне в кабинет.

Последнюю фразу главный редактор небрежно бросил через плечо, медленно удаляясь от Поплавского и его подруги по несчастьям журналистской профессии. Что именно сказать на это, Артем до конца не понимал, поэтому просто обреченно кивнул, глядя вслед Якову Юрьевичу.

— Ну, ты что? Пойдем быстрее! Взбодрись давай, хочешь кофе тебе сделаю? — Мира уже не скрывала беспокойство и наставила указательный палец на все еще пустую чашку. — Может, ты приболел?

— Ох… Да, еще с прошлой жизни, как мне кажется, так что мне уже ничем не помочь…

— Ты о чем?

— Все в порядке. Пойдем.

Поплавский попытался выпрямиться и изобразить бодрый шаг по пути в редакцию. Рядом с его столом действительно сидела девушка. Невысокая и хрупкая, аккуратный, идеально заколотый пучок, из которого не выбивалось ни единого волоска. От яркого света ламп ее светлые волосы казались почти белыми, тонкие пальцы нервно теребили маленькую серую сумочку. И это был единственный признак ее волнения, который она тщательно пыталась скрыть, периодически с усилием сдерживая руку. Напускное безразличие на лице и решительность в глазах. Девушка действительно казалась знакомой.

— Доброе утро! Я прошу прощения за долгое ожидание, спешил к вам на всех порах, сами понимаете — то пробки московские, то дела газетные… — Поплавский мысленно ругнулся: «Что за бред я несу?», но с ходу войти в рабочий режим оказалось не так просто. — Меня зовут Артем, и я с радостью пообщаюсь с вами. А как вас зовут?

— Меня зовут Лика Фионова, я являюсь сотрудницей галереи современного искусства «Артекториум». Но сразу должна вас предупредить, что я не хочу, чтобы мое имя получило широкую огласку и использовалось при публикации статьи. Кроме того, я запрещаю вам вести запись моего голоса на диктофон, только приватный разговор и заметки на бумаге. Если вы не можете пойти на такие условия, то я вам ничего не скажу.

Голос девушки звучал уверенно, и сама фраза казалась отрепетированной, настолько быстро и четко она прозвучала. Поплавский подвинул к себе кресло и опустился за стол.

— Я не против. Конечно, без проблем, — Артем демонстративно достал телефон, выключил его и отложил на дальний угол. — Все на бумаге. И должен сказать, что нам очень лестно, что вы пришли к нам и решились сообщить нечто важное.

— Как вам может быть лестно, если вы еще не знаете, что именно я собираюсь вам сообщить? Вы всегда всем рады просто так?

— Нет… рады мы всем, конечно… но не просто так… — Слова подбирались с трудом. — Вам особенно. Потому что вы долго здесь были, значит, у вас особенная информация. В ином случае так долго вы бы здесь не находились.

— С точки зрения психологии можно многое списать на неадекватное поведение. Какие-нибудь личностные расстройства. Стресс-факторы, которые заставляют людей говорить глупости.

— По вам не скажешь. Вы, Лика, производите очень благоприятное впечатление.

— Спасибо. Но вообще-то я имела в виду вас, а не себя.

— Так, послушайте… — Поплавский начинал медленно закипать, и всячески пытался подавить чувство раздражения. А ведь когда-то он бахвалился стальными нервами. Может, Яков Юрьевич и был в чем-то прав, насколько бы ни было сильно желание в этом не признаваться, — действительно хорошие профессиональные журналисты так себя не ведут. — Давайте начнем конструктивный разговор. Вы хотели что-то мне рассказать. Как вы видите, я иду на все ваши условия и с глубоким уважением отношусь к вашим требованиям. У меня в руках только карандаш и листок бумаги формата А4. И я полностью готов ко всему, что вы мне пожелаете сообщить.

— Возьмите другой карандаш, этот поломан. Или подточите его хотя бы… — Лика вздохнула и опустила взгляд. — Ну ладно. Не будем терять время. В галерее «Артекториум» происходят многие… нечестные вещи. И я хотела бы, чтобы о них узнали люди, они имеют право знать до того, как их… снова обманут на выставке. Как уже происходило не раз.