Образ идеальной инсталляции менялся чуть ли не каждую минуту, и только во второй половине дня идол современного искусства, наконец, уловил долгожданную идею. Тогда к совершенному образу добавилась слегка эпатажная мысль расписать часть белых стен пеплом для «гармоничной завершенности композиции». Подобная креативность у Эрнеста Львовича восхищения не вызвала, хотя после долгих споров, обдумав теоретический доход от выставки Феликса и теоретические расходы на покраску стен, пан Вишцевский сдался.

Наконец, после утомительного плутания в закоулках, показался заветный дом, одиноко стоящий вдалеке от главной улицы. Неприметное с виду девятиэтажное строение совершенно не вызывало ассоциаций с благоустроенным районом и внешне было похоже на локацию для съемок постапокалиптического фильма. В подъезде было не лучше. Давно не мытый пол, пустые бутылки и банки из-под пива по углам, стены, покрытые не особо пристойными рисунками, эскизами граффити, признаниями в любви и покаяниями в ненависти: «Бухляк вовнутрь — мозги наружу», «Партия мразей XXI века», «Мы тебя помним RIP Андрюха», «Л.Р. — принцесса в школе — шкура на воле», «Соль для ванн недорого», «Пластмассовый мир победил…», «Маруся + Никита = LOVE», «Задрало все, ступай в окно», «Punks not dead», «Дюбель, тварина, найду закопаю».

Но особенное внимание привлекало небольшое четверостишие, нацарапанное черным маркером около кнопки вызова лифта. С одной стороны, оно довольно сильно диссонировало с общим настроением вокруг, с другой — создавало своеобразную атмосферу и даже шарм с легким налетом петербургского стиля:

«Я достаю из узких лосин,

Из-под складок заплывшего пуза,

Читайте, сочувствуйте —

Я — выпускник

Гуманитарного вуза!

29.06.2015».

«Впечатляющая обстановка, — невольно отметил про себя Макс, — нарочно не придумаешь…»

Кое-как пробравшись на седьмой этаж на скрипящем лифте в обнимку с коробкой от телевизора, Макс остановился у двери. Темно-коричневая обивка, торчащий провод от звонка и подернутый пылью глазок. Казалось, что в квартире давно никто не обитал, и на секунду у Макса даже закралось подозрение, не перепутал ли он случайно адрес. Нет, все было верно.

Сцепив зубы и обреченно вздохнув, с третьей попытки Макс все-таки нажал на вожделенную кнопку. Шагов не было слышно, однако внезапно из-за двери раздался приглушенный, сдавленный голос:

— Кто?

У Макса пересохло в горле, но, собравшись с силами, он выдавил из себя:

— Курьер Энергосервис… В смысле это… Электросервис… Да! Курьер Электросервис!

После недолгой паузы дверь открылась, и тяжелая рука быстро затащила Макса внутрь, отчего тот чуть не потерял равновесие. В замке повернулся ключ, и не затруднявший себя излишней гостеприимностью хозяин протащил его по темному коридору с выключенным светом, впихнул в более светлую комнату с плотно занавешенными шторами и прижал к стене. Перед лицом Макса наконец-то проявился недовольный ледяной взгляд.

— Ты что, по жизни всегда идиот?

Макс оторопел.

— Всегда… нет… в смысле?

— Трудно даже название шифра запомнить? Два слова всего? Или у тебя мозги даже это не вмещают?

— Да я волновался просто…

— Волновался… Если протоколу следовать, то я бы не должен был и дверь тебе открывать. Только вот знаю одно: если настолько тупость прет, то это точно ты.

— Даже комментировать не хочется…

— И не советую. — Майор презрительно наморщил нос и грубоватым движением, наконец, отпустил его, что позволило Максу хоть немного отдышаться. Панфил Панфилович сделал несколько размашистых шагов по комнате, в поволоке полной тишины и блеклого света потертой лампы, отчего Максу невольно пришли на ум сценки из военных лент, демонстрирующих процесс жестких допросов, и образ неприступного и принципиального стражника, их проводящего. Шаги прекратились, и требовательным тоном прозвучал вопрос: — Принес, что договаривались?

— Все здесь… в коробке…

— Открой.

Макс бережно опустил коробку на пол и принялся аккуратно отдирать полоски скотча. Внутри картина была обернута в дутую пленку и куски мягкой ткани с цветочным рисунком, похожей на тонкий велюр, найденной на антресолях в квартире у Фени.

— Вот… Видите, как я…

Не дав договорить, Панфил Панфилович опустился рядом, достал из внутреннего кармана лупу и мобильный телефон, открыл сохраненную фотографию «Экзопулуса» с последней выставки в Братиславе и принялся внимательно его изучать, поочередно вглядываясь то в экран, то в картину. Учитывая тусклое освещение, делать это было непросто, отчего майор кряхтел и пытался подсветить заветный шедевр смартфоном.

— Вам… может быть… свет включить? Чтобы удобнее было…

— Нет здесь ничего… мать твою…

— У меня… приложение… фонарик есть… Он ярче… Может, включить?

Майор недоверчиво взглянул на Макса.

— А картина не испортится от такого света?

— Думаю, нет… в галерее вообще мощные светильники…

— Хорошо. Давай. Направляешь, как я тебе скажу.

Макс подлез поближе к Панфилу Панфиловичу и аккуратно вытянул руку над картиной. Исследование продолжалось около пятнадцати минут, из-за чего у Макса уже начало безудержно ныть колено. Наконец майор оторвался от осмотра и плюхнулся в кресло, задумчиво потирая подбородок.

— Внешне похоже, конечно. Но у меня очень много вопросов.

— Каких?

— Таких. Я Вишцевскому звонил, спросил, как мои ребята, он говорит, все нормально. Как выставка — все нормально. Приходи, посетишь. Откуда я знаю, может, это не оригинал?

— Знаете что? — Макс резко вскочил на ноги. — Картина висела на стене. Мы ее стащили, не привлекая внимания, через сотрудников, через охранников, через камеры пронесли кое-как, поэтому тут в углу кусок краски откололся из-за всего этого. Что вам еще нужно? Не верите — проверьте! Идите и спросите Эрнеста Львовича: «Дружище, ты тут намедни картину не терял, случайно? Может, у тебя ее своровал кто-то? А, ну если да, то не волнуйся, она у меня, пока что на даче моей над камином повисит. Захочешь полюбоваться, приходи на чай с коньячком». Так, что ли?

Харизматичная импровизация возымела успех. Еще в процессе впечатляющего монолога уставший и даже слегка растерянный майор начал магически перевоплощаться во что-то страшное. Колючий прищур, пристальный немигающий взгляд с металлическим оттенком, плотно сжатые челюсти — и Панфил Панфилович явил собой обличье демона во плоти. И ежели происходило бы действие веке в четырнадцатом, Панфилу Панфиловичу точно бы воздали должное королевские стражники или обезумевшие монахи, которые уже тащили бы его на тайное действо по изгнанию бесов. И да, это действительно очень сильно помогало на допросах, особенно когда он дополнял свой образ низким отработанным полушепотом, замедленно и четко выговаривая слова.