Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Кейронской империи, как нам уже известно, это также контроль над информацией из разных источников, а также крупная религия. В целом, довольно таки странно, что в наше время гениальные кейронские умы все равно верят в Ахара. Возможно, ограничения в образовании все равно есть.
В Крите, как ни странно, это менталитет. Мне сложно понять как власти это удается, однако несмотря на весь доступ ко всей информации, несмотря на демократию, что отчасти является бесполезной (об этом в следующем абзаце). Они не хотят лезть в политологию. В Крите крайне развито искусство, духовные ценности, однако, признаться честно, Лиззи рассказывала, что пропаганда есть и то, что именно она и укрепляет желание не лезть в политику.
Я обещал сказать о демократии. Суть в том, что демократию люди постоянно хотят, когда недовольны действующей политикой, а, вследствии, их мнение притесняют самыми разными способами. Если бы, например, всем нравились действия семьи Сорок то, тогда никто бы и не жаловался на законы, которые напрямуют говорят о наказании за распространие оппозиции (В 2158 году все эти законы были отменены формально, а на деле заменены более скромными), то никто бы и требовал демократию. Сейчас основы демократии лежат не в том, что народ может решить что-то и его мнение учтут, а в том, что его не накажут за мнение. Да и плюсом ко всему, народ, в большинстве своем, не хочет разбираться, например, в том, какого же президента выбрать. Многим хочется, чтобы выбирали за них люди, которые разбираются больше. И тут стоит отметить кое-какой интересный факт. В Шекспире правителей выбирают нейронные сети, исходя из статистики, известий и прочего.
– Куда мы идём?
– В ресторан, а куда ещё? – ответила Херд.
– Хорошо, какой план действий?
– Скорее всего у них уже есть охрана, мы узнаем где она будет находиться… В общем-то: Что? Где? Когда?
– Нам же просто так не скажут.
– Так мы притворимся, что мы будем на этой встрече с целью поддержать революцию в Сироне. Разве не вправе ли мы тогда будем разузнать хорошая ли охрана?
– Конечно, вправе. Только звучит все это бредово.
– Поверь мне, я их разболтаю.
То, что я еще ни разу не увидел робота, кроме каких-нибудь мелких сканеров, меня крайне удивило и заставило задуматься. Я не знаю, что такое жизнь, где кассиры это человек, где уборщик это человек, где везде работают люди. Это оказалось для меня противоречивым, ведь с одной стороны роботы не могут сделать что-то не так, они всегда делают так, как им указано, но с другой стороны с роботом не повздорить, не повеселиться, ничего с ним не сделаешь. Я немного задумывался о том, что наш город наполовину мертв.
За все время я был знаком хорошо лишь с этими людьми: мама, папа, Сэм, Херд, пару пацанов, две девочки, несколько подруг мамы и один друг папы, и все. То есть четырнадцать человек. Это люди, которых я видел минимум раз в неделю, с которыми я мог пообщаться, относительно долго держать контакт и самое главное: я видел их в реальности. Для меня количество в виде четырнадцати считалось нормальным до того момента, пока я не узнал, как жилось людям на старой планете. Я был в шоке, когда узнал, что среднестатистический человек в среднем был хорошо знаком минимум с пятьюдесятью людьми. Для меня это казалось просто невероятным. И такой разнице есть объяснение. Во первых стоит начать с того, что тогда очное обучение было распространено, когда сейчас же аж 90% людей уже на дистанционном обучении. И соответственно люди не знакомятся в реальности, они знакомятся лишь с роботом, который их обучает. Во вторых, очевидно, что это замена людей низкого класса на роботов. Теперь ты не можешь познакомиться с кем-то просто сходив в магазин или куда-то ещё. По итогу мы получаем полные ограничения в получении социума. Казалось бы, ну а интернет, переписка там. Да, но этого недостаточно, как по мне. Это не то, чего многие желают. «Ну так возьмите и встретьтесь». Буду честен, дружба настолько пропала, что большинство обещаний встретиться это лишь пустые слова. А кино, центры, развлечения и т.п. стали местом для посещения теми, кто уже знаком, а если прийти в одиночку, то особо ни с кем и не познакомишься и больше скажу, вряд ли вы вообще пойдете в одиночку, чтобы познакомиться с кем-то, потому что большинство людей стали достаточно замкнуты. Хотя по некоторым данным стоит признать, что и раньше люди не сильно то и стремились познакомиться с кем-то в общественных местах, вот только причина была другая. У них и так есть круг общения.
Мы прошли в, удивительной красоты, вход и нас встретил… Никто. В зале не было никого, а света в ресторане было достаточно мало.
– Мог, – сказала Лиззи, расширив глаза направленные наверх.
– Что?
– Посмотри наверх.
Взглянув наверх, я увидел, что то великолепное и напоминающее библиотеку. Зал был в форме круга, а в стенах были полки, в которых лежит необыкновенное множество книг. Ресторан выглядел очень массивно и был выполнен в старейшем художественном стиле рококо. Чувствовалась изысканность, в помещении присутствовал грациозный орнамент и при этом я чувствовал некий комфорт. В оттенке господствовал коричневый цвет. Сверху висело множество люстр, а кроме книг, иногда на стенах встречались картины. А на полу стояли гироайры. Гироайры представляют из себя тонкие, металлические дощечки, которые поднимает человека вверх, пока тот стоит на ней. Казалось бы, на таких очень легко упасть, но все продумано. Как только человек встает на них, из дощечки вылезают некие невидимые крепежи, которые фиксируют ноги целиком в ровное положение так, будто на самом деле человека удерживает стена. Эти гироайры, по моим скромным предположениям, нужны, чтобы люди читали эти книги, которых, повторюсь, тут просто множество тысяч!
К нам вышел из комнаты незнакомец.
– Добрый день, прошу узнать, что вы тут забыли?
– А разве сейчас нерабочие часы? – спросила Херд.
Он был в белом классическом костюме, а в его руке была маска белого волка. У него были тонкие усы, карие глаза, и короткая уложенная прическа. На вид он мне показался немного старым человеком, судя по морщинам на лице и седым волосам.
Он сморщил лицо от вопроса и грубым тоном сказал:
– Друзья, я так понимаю вы чужеземцы?
Я кивнул, но подметил:
– Только один из нас