Вместо свергнутого Перуна святой Илия-пророк стал «при езде на колеснице греметь, молнии пущать по облакам». От св. Илии, по народному убеждению, зависели росы, дожди, град, засуха; он считался производителем урожаев. В день, посвященный этому святому, отмечавшийся 20 июля по старому стилю, начинали зажинать рожь, т. е. вязали первый сноп, обмолачивали, приготовляли из зерна хлеб и приносили в церковь для освящения.

В некоторых местах столетиями сохранялись обряды, связанные с жертвенными приношениями, совершаемые некогда в честь Перуна. Вся волость собиралась на Ильин день к церкви; сгоняли туда рогатый скот и после обедни выбирали одно животное, за которое платили сообща хозяину деньги, потом закалывали его, варили мясо и раздавали по кускам за деньги; выручка же шла на церковь. Не быть на этом празднестве и не получать священного мяса – считалось за большой грех. В Пермской губернии, по словам И.И. Лепехина, устраивали на Ильин день обед на мирскую складчину, убивали быка и теленка и съедали их всей общиною[193].

Языческий скотий бог Волос-Велес был заменен другим покровителем скота – христианским святым Власием Севастийским, имя которого даже фонетически сходно с именем Велеса – Влас. В день, посвященный его памяти (11 февраля – по старому стилю и 24 февраля – по новому), русские люди молили св. Власия о сбережении домашнего скота, пригоняли коров к церкви, служили молебен, окропляли их святой водой и давали им есть специально приготовленные пышки с молочной кашей, чтобы коровы были с хорошим удоем. Тогда же приносили в храм коровье масло и клали в дар перед иконой св. Власия. Народная поговорка гласила: «У Власия и борода в масле»[194]. Оно так и называлось – воложное масло или просто волога[195], посему не трудно сделать заключение, что это название имеет глубокие архаичные корни, и произошло от слова Волос. Для предохранения домашнего скота от болезней и несчастий в коровниках ставили икону св. Власия, – т. е. образ русского святого играл ту же роль, что и медвежьи обереги для скота в виде лап, когтей и черепов, развешиваемых в хлевах.

С утверждением христианства культ Велеса был частично смещен и культом самого почитаемого на Севере святителя Николая Чудотворца (Мирликийского). На это указывают многие народные обряды и поверья. Например, св. Николай, как и языческий Велес, считался покровителем земледелия и плодородия. Кроме того, и Велес, и Николай были связаны с водной стихией и считались хозяевами как земных вод, так и загробного мира мертвых. По русским поверьям путь на тот свет лежал именно через воду, реку. На святителя Николая было перенесено древнеязыческое представление о морском боге: в житии его рассказывается о чудесах, совершенных им на воде; молитвами же своими Никола-Угодник мог усмирять волнения и затихать бури.

В народных поверьях св. Николай почитался «на море сущим правителем» и мореходы, молившиеся Угоднику о защите от бури и потопления, порой приносили ему жертвы как языческому божеству. На Онежском озере в день Николы Мокрого старики-рыбаки делали из соломы человеческое чучело и в старой лодке отправляли по озеру, прося Николу Морского принять чучело-жертву для озера. Не исключено, что в древности подобные жертвоприношения посвящались водяному божеству, причем жертвы, судя по чучелу, могли быть человеческие[196].

Бóльшую часть своих прежних языческих верований в добрых и милостивых богов народ перенес именно на святителя Николая, равно как верования в богов грозных и карающих – на Илию-пророка. Храмы его часто ставились русскими купцами, мореходами и землепроходцами, почитавшими чудотворца Николая покровителем всех странствующих на суше и на море. «От Холмогор до Колы – тридцать три Николы» – говорили поморы, идя на рыбный промысел на Мурман. Эта народная поговорка тонко подметила наличие множества храмов Святителя, построенных на Севере. Русские мореходы нередко хранили у себя икону Николы-Угодника и в случае опасности выносили ее на палубу, молясь святителю об избавлении от кораблекрушения и бури. Земледельцы же исстари молились святому Николаю об урожае, о большом приплоде скота и всеобщем благополучии.

Дважды в году (9 мая и 6 декабря – по ст. ст., 22 мая и 19 декабря – по н. ст.) народ чествовал Чудотворца – Николу Вешнего и Николу Зимнего. Один раз – весной, когда у крестьянина начиналась страда, полевые работы; второй – зимой, когда у него все главные дела закончены, плоды трудов все собраны, наступала пора отдыха и ожидание рождественских праздников[197].

Особенное почитание святого Николая у русского народа подметили иностранцы, бывавшие в России. В своих воспоминаниях они неоднократно отмечали, что русские воздают Николе поклонение, приличествующее самому Богу. Например, Александр Гваньини, путешествующий по России в 1578 году, заметил, что русские, между святыми особенно почитая св. Николая, едва не воздают ему божеских почестей; во имя его воздвигают они особые храмы и рассказывают о нем много чудесного[198].

По свидетельству очевидцев, русские в XVI–XVII вв. избегали давать при крещении имя Николай, подобно тому, что невозможно было окрестить ребенка в честь самого Иисуса. У русских людей существовало своеобразное табу на его имя, они «даже избегали в разговоре упоминать само имя Николай – все из того же крайнего почтения к Святителю»[199].

Как уже упоминалось, с принятием христианства культ Волоса частично был подменен культом Николая Чудотворца, и это отождествление двух святых – языческого и христианского – определило, в свою очередь, точки соприкосновения между почитанием Николы и медвежьим культом и, как следствие, сходное восприятие Николы и лешего (домового, водяного). Проводя филологические разыскания в области славянских древностей, известный филолог, языковед и знаток истории русской церкви, профессор Б.А. Успенский (род. 1937) в своей книге подметил, что как лешего, так и медведя нужно рассматривать как ипостась (сущность) Волоса, соответственно медведь у восточных славян ассоциировался с лешим (существовала поговорка: «Медведь лешему родной брат»), который мог называться леший, лешак, лесной черт (по В. Далю)[200], а все эти названия являлись, как нам уже известно, табуированными или запретными обозначениями медведя.