Медвежья комедия появилась очень давно, однако, с принятием христианства эта забава стала жестоко преследоваться церковью, «влачащая медведи» (поводчики) вызвали резкое осуждение священства уже в ранних списках Кормчей книги – сборнике церковных законов на Руси 1282 года.

При дворе Ивана Грозного медвежья комедия служила царской потехой. Особенно любил Иоанн Васильевич медвежий бой. Известен исторический факт, что при взятии Казани на его стороне сражался целый отряд из специально обученных 20 медведей.

К услугам медведей частенько прибегали, если нужно было, к примеру, в кратчайшие сроки срыть крепостные стены или еще какой погром учинить. Отсюда и пошло выражение – медвежья услуга.

После смерти Ивана Грозного медвежья потеха снова попала в немилость властей. Особенно яростная борьба с медведчиками развертывается, начиная с XVII века с воцарением Алексея Михайловича. В 1657 году митрополит Ростовский Иона в Устюжском и Усольском уездах, а также в Соль-Вычегде установил закон: «Чтоб отнюдь скоморохов и медвежьих поводчиков не было и в гусли б, и в домры, и в сурны, и в волынки, и во всякие бесовские игры не играли, и песней сатанинских не пели, и мирских людей не соблазняли»[168].

Осуждали медвежью потеху и старообрядцы, известный их идеолог протопоп Аввакум с гневом писал в своем «Житии», как гонял поводчиков медведей в селе Лопатицы Нижегородской области: «Придоша в село мое плясовые медведи с бубнами и с домрами, и я, грешник, по Христе ревнуя, изгнал их, и ухари и бубны изломал на поле един у многих и медведей двух великих отнял, – одново ушиб, и паки ожил, а другова отпустил в поле»[169].

Но тем не менее увеселение это крепко продолжало держаться в народе. Медвежье вождение прекратилось в 70-х годах позапрошлого столетия. Вышел Указ о запрете забав с медведями, и всех ручных медведей сами хозяева должны были истребить. Убили тогда тысячи медведей. (Не отсюда ли начались все наши несчастья?)

Один такой случай описан в рассказе русского писателя В.М. Гаршина (1855–1888) «Медведи»: «С четырех уездов сошлись цыгане со своим скарбом, лошадьми и медведями. Больше сотни косолапых зверей было собрано на городском выгоне, чтобы устроить разом большую казнь. Цыгане с ужасом ждали решительного дня, когда им придется перебить своих кормильцев… Они в последний раз совершали свой поход по деревням, … давая в последний раз свои представления.

Настало пасмурное, хмурое, настоящее сентябрьское утро. Цыгане потеряли всякую надежду, а женщины забились в шатры вместе с ребятишками, чтобы не видеть казни. Мужчины откатили к краю становища телеги и привязывали к ним зверей. Старик Иван стоял возле огромного старого медведя: «И вот я убить тебя должен… Приказали мне застрелить тебя своей рукой; нельзя тебе больше жить на свете. Что же? Пусть Бог на небе рассудит нас с ними». Он взвел курок и прицелился в зверя. И медведь понял. Из его пасти вырвался жалобный отчаянный рев; он встал на дыбы, подняв передние лапы и как будто закрывая ими себе глаза, чтобы не видеть страшного оружия…

По всему табору затрещали выстрелы. Один медведь сорвался с цепи и понесся прочь к лесу. За ним – толпа преследователей. Несчастный забился в самую глубину кустов, рана от пули сильно болела; он свернулся в комок, уткнув морду в лапы и лежал неподвижно, оглушенный, обезумевший от страха, лишившего его возможности защищаться. Его убили поздно вечером, выгнав из убежища огнем. Всякий, у кого было ружье, считал своим долгом всадить пулю в умирающего медведя, и когда с него сняли шкуру, она уже никуда не годилась».

После Октябрьской революции все царские указы потеряли силу, медвежий промысел возродился снова, хотя, может быть, не в таких масштабах. В 30-х годах прошлого века вожаков медведей можно было еще увидеть в деревнях Калужской и соседних с ней областей, которые, вероятно, являлись последними носителями старинного русского обычая и прямыми потомками скоморохов древней Руси.

У каждого города России, независимо от его размеров и числа жителей, его населяющих, имеется своя эмблема – герб. Некоторые гербы, особенно у старинных летописных городов, существуют с незапамятных времен, и в большинстве случаев попытки их расшифровки нередко заводили в тупик не только обывателей, но и профессиональных историков.

Земельные эмблемы существовали на Руси с глубокой древности. Это были личные, семейные родовые, племенные отличительные знаки, которые, в том числе, являлись знаками, обозначающими территорию. Издревле в народе было принято простейшими знаками – точками, черточками, зарубками – метить коров и лошадей, пчелиные улья, гончарную посуду; охотники метили добытую пушнину и т. д. Постепенно простейшие знаки усложнялись, менялся их смысл, многие из них стали эмблемами княжеского рода, владеющего определенной территорией, стало быть – и эмблемой этой территории. Такие же изменения происходили со знаками общинными, которые превращались в эмблемы сел и городов, где проживали члены данной общины. Часто стали применять изображения животных, порой и мифических[170]. И в первую очередь, на наш взгляд, использовали при этом свой родовой знак – тотемное животное, изображение которого переходило в роду из поколения в поколение в виде кремневых фигурок в неолите, а затем – глиняных и деревянных скульптурок, в бронзовом литье – в более поздние времена, пока окончательно не закрепилось в символике города – гербе.

Около полутора сотен лет назад автор двухтомного труда «Русская геральдика» Александр Борисович Лакиер (1825–1870) указал, что происхождение символических фигур в гербах князей и городов «загадочно и необъяснимо» и осторожно высказался, что «при варягах» благородные туземные роды не были искоренены и влились в состав русской знати, наряду с потомством Рюриковичей, внеся, очевидно, свои родовые знаки; и тут же заметил, что гербы упрочились и получили общее распространение лишь в XVII веке, так как появление их было связано с образованием Московского централизованного государства, когда «…с образованием государственных идей, является ясная мысль о государственном гербе и гербах городских»[171].

Мы рассмотрим геральдическую символику лишь тех городов, в которых на гербе изображен медведь. И как ни странно, оказалось, что эти города располагаются как раз в тех местах, где были обнаружены следы древнего медвежьего культа.

Герб Ярославля, изображающий стоящего на задних лапах медведя с секирой на левом плече, – один из самых старых гербов. Он присутствует на тарелке царя Алексея Романова (медведь, идущий вправо с посохом), а в 1692 году, по свидетельству другого исследователя русской геральдики Винклера, при изготовлении серебряной печати для Ярославской приказной избы, герб на ней был вырезан «по записной книге»: «Медведь, стоящий на задних ногах, с протазаном»[172]. Более того, медведь фигурирует и в геральдике ярославского дворянства (Шаховские, Щетинины, Засекины, Львовы, Прозоровские) и стародубских родов (Гагариных, Хилковых, Гундоровых, Ромодановских)[173].