– Иди, переоденься. Одежду свою отдай Лукерье, она сама знает, что с ней сделать.

В сарае было темно, сыро и пахло мышами. Сквозь прореху в стене лился свет, и в нем плясали пылинки. Скинув теплое одеяние из плотной оленьей шкуры и облачившись в холодные обноски с чужого плеча, Данила Фомин оставил кухлянку и торбаса лежать на полу и ушел через прореху в стене – обманывал духов, путал след. Уходя от постоялого двора, он слышал, как выли проданные собаки, будто оплакивая его.

Кутаясь в лохмотья, прошел вдоль всей улицы до яркой вывески «Трактир» и, спустившись по ступеням, толкнул тяжелую дверь. В лицо ему пахнуло теплым духом отварного мяса и кислыми пивными дрожжами, и Данила Фомин шагнул в переполненный народом зал. Так много собравшихся в одном месте русских он еще никогда не видел и от неожиданности замер в дверях, не решаясь идти дальше. В раскрытую дверь проникал холод, и к новому гостю тут же подскочил расторопный малый в щегольском атласном жилете, надетом поверх алой рубахи.

– Господин хороший, не стой в дверях, проходи в залу, – прикрикнул он на беглеца. – Вишь, всю публику заморозил.

Послушавшись, парень покорно проследовал за половым, указавшим на стоящий в углу длинный стол. Там уже сидела небольшая компания, в которой выделялся седой старик в добротном зипуне. На спинке его стула висел овчинный тулуп, в то время как у остальных его сотрапезников болтались лишь тощие кацавейки. Бывший шаман ничего не ел со вчерашнего дня, и голод тошнотворной волной подступал к самому горлу. Глядя на незнакомые блюда, заставляющие стол, он жадно сглотнул слюну и указал на аппетитный кусок мяса и круглые дымящиеся белые корнеплоды, присыпанные яркой пахучей зеленью, попросив себе то же самое. Запивать решил водкой, ведь теперь он пьющий и буйный. Расторопный малый тут же принес заказанное и поспешил на зов к другому столу. Фомин жадно ел, ожидая, когда принесут водку. Ел и поглядывал на соседей.

Вскоре из разговора он догадался, что старик не простой человек, а большой начальник и беседует с двумя претендентами на место служащего. Поглаживая седую бороду, старик добродушно посмеивался, острым глазом осматривая то одного сотрапезника, то другого.

– Ну, положим, Артем Никитич, грамоту вы знаете, и, не в пример Захару Марковичу, счет вести умеете, – согласился старик, хитро посматривая на худого пронырливого мужичка в черном пиджаке, в то время как второй – дородный и снулый – понуро склонился над тарелкой. – А языки? Вот как придет к вам туземец и заговорит по-своему? Какой же вы конторщик, если ответить не сумеете?

– Зачем он, Евсей Андреевич, ко мне придет? – удивился чернявый мужичок.

– А скажем, на работу наниматься. Лес сплавлять. Много местных по весне к нам в контору приходят. Что тогда делать станете? Как говорить с ним будете?

– Да откуда вы, Евсей Андреевич, такого конторщика возьмете, который и счет ведет, и языками располагает? – загорячился чернявый.

– Я как раз такой, – вдруг лихо проговорил беглый шаман, опуская на стол только что опрокинутую рюмку. – И счет разумею, и языки знаю.

Разговор тут же смолк, и три пары глаз устремились на говорящего. В груди беглеца разлилось тепло, душу обуяла неизвестно откуда взявшаяся удаль.

– И кто ты такой будешь? – недобро прищурился чернявый.

– Данила Фомин, – сообщил тот.

– Откуда взялся?

– А ниоткуда. Так себе, просто человек, – с вызовом выдохнул бывший великий шаман Володька.

– Вы посмотрите, каков нахал! Лезет в чужой разговор! Как бы тебе, уважаемый, бока не намяли.

– Господин Пузырев, вы бы полегче, – окоротил заносчивого претендента добродушный Евсей Андреевич. – Я знаком с вами так же поверхностно, как и с этим юношей. Вы тоже всего лишь этим утром пришли ко мне по объявлению в газете.

И, обращаясь к новому сотрапезнику, тепло улыбнулся:

– Не обращайте внимания, Данила, не знаю, как вас по отчеству.

– Данила Данилович Фомин, – не растерялся тот.

– А я – Евсей Андреевич Минаков, управляю лесопильным заводом в Заречном. Если и в самом деле знаете арифметический счет и владеете языком самоедов, прямо с завтрашнего дня беру вас на должность конторщика.

– Врет он все, ничего он не знает, – хмуро обронил молчавший до сего момента второй претендент, вскинув на управляющего мучнистое лицо. – Вы на одежу его посмотрите! Выпивоха и голодранец, вон, как водку хлещет.

И, глядя на сидевших в стороне аборигенов, потребовал:

– Вот пусть расскажет, о чем они болтают!

Фомин поднялся из-за стола, пересел за соседний стол и прислушался к разговору.

– Это оленеводы из самого дальнего уголка тундры, они пропивают выручку за проданное мясо, – вернувшись, сообщил он.

– А как проверишь, что они взаправду об этом говорят? – не унимался толстяк. – Может, этот пройдоха все придумал?

– Я подойду и попрошу оленеводов присесть к нашему столу и выпить с нами водки.

Беглец приблизился к аборигенам и на языке оленных людей стал что-то оживленно говорить, делая приглашающие жесты в сторону своего стола. Те поднялись и, подхватив стаканы, двинулись в их сторону. Двум соискателям на место конторщика пришлось подвинуться. Они хмуро наблюдали, как управляющий лесопильным заводом гостеприимно наполняет принесенную посуду из только что заказанного штофа. Тут уже крыть стало нечем, и соискатели начали собираться.

Из трактира выходили парами – сначала ушли неудавшиеся конторщики, затем покинули трактир и направились в сторону завода Евсей Андреевич и пришелец из тундры, к концу вечера сделавшиеся хорошими знакомыми. Проникнувшись доверием к старику, бывший великий шаман рассказал всю свою странную жизнь. Поведал о матери, научившей всему, что он знает, об отце-шамане, заставившем соплеменников уважать пришлую женщину и ее ребенка. Умолчал лишь о том, что и сам был в стойбище шаманом и теперь скрывается от затаивших зло духов, объяснив свое бегство желанием посмотреть большой мир.

– Значит, паспорта у тебя нет? – выслушав рассказ, поинтересовался старик Минаков.

– А что это – паспорт? – удивился парень.

– Бумага такая. В ней пописано, что ты – это ты. Имя, фамилия. Если есть, то и отчество. Где родился, когда родился и из какого сословия будешь.

– Паспорта нет.

– А жить-то есть где, Данила Данилыч?

– Думаю остановиться на постоялом дворе.

– Вот еще чего удумал! Наш конторщик – и на постоялом дворе! Пойдем, заселю в квартиру при конторе и выдам подъемные. Завтра к девяти часам выйдешь на работу, я за тобой без четверти девять загляну.