Но нет, беды не избежал. Пострадали невинные люди. Потому что похоронил он их заживо, положив в материнскую могилу. Пусть не их, пусть только их изображения, но духи все равно сочли этих людей мертвыми и забрали их жизненные силы. В голове беглеца лихорадочно выстраивался план спасения остальных изображенных на картинке людей. Прежде всего нужно вернуться к Белому Камню и забрать из материнской могилы рисунок Врубеля. Затем надо плыть в Москву и искать тех, кто остался в живых. Разыскать и сделать так, чтобы духи потеряли их из виду.

Тем же вечером конторщик, волнуясь, постучал в дверь соседней квартиры. Открывший Евсей Андреич расплылся в улыбке, решив, что парнишка наконец-то созрел и пришел свататься к его дочери. Лидия стояла в дверях кухни ни жива ни мертва, и только яркие глаза ее возбужденно сверкали в темноте.

– Ну, наконец-то дождались! – радостно проговорил управляющий, по-своему понявший волнение подчиненного.

Он втянул конторщика в квартиру и добродушно предложил:

– Ну, голубь сизокрылый, выкладывай, зачем пожаловал!

– Уехать мне надо, Евсей Андреевич, – сбивчиво заговорил гость.

– Куда уехать? – не понял старик.

– В Москву, и как можно скорее!

Лидия всхлипнула и скрылась в своей комнате, и мать испуганной гусыней шмыгнула за ней, на ходу причитая и охая. Управляющий повел гостя в кабинет и, усадив в кресло, принялся ходить из угла в угол, меряя комнату шагами.

– И хорошо! И правильно! Уезжай! – сердито говорил старик. – Мне лучше вообще без конторщика, чем наблюдать, как дочь родная сохнет. Да и вообще – после того случая тебе и в самом деле лучше уехать. А ну как кто узнает…

Старик Минаков остановился перед креслом и многозначительно замолчал, сверху вниз глядя на подчиненного. Случай, про который он упоминал, произошел в канун сочельника. Все сотрудники конторы вместе с чадами и домочадцами собрались на квартире управляющего. Бухгалтер Лившиц привел свою вечно больную жену и троих орущих детей, Варвара Афанасьевна пригласила приятельницу, Лидия позвала подругу, и у конторщика Фомина голова шла кругом от всей этой шумной кутерьмы. Он мужественно выдержал знакомство с гостями и даже немного повозился с бухгалтерскими детишками. Но когда Лидочка уселась за рояль, ударила по клавишам и они с подругой дуэтом запели что-то жалобное, откланялся и покинул праздник.

Выйдя из квартиры, уже было собрался отправиться к себе, как вдруг показалось, будто он слышит в конторе звуки шагов. В обед из банка привезли деньги, и бухгалтер прямо с утра планировал выдавать жалование, и похоже, кто-то решил поживиться. Стараясь ступать неслышно, конторщик спустился вниз. Так же осторожно, как некогда охотился на куниц, прокрался по коридору и замер у приоткрытой двери бухгалтерии, рассматривая в щель копошащиеся в освещенной свечой комнате темные фигуры. Один из злоумышленников уже вскрывал сейф и вынимал из него, укладывая в саквояж, пачки денег. Еще один держал горящую свечу и револьвер. А был ли в комнате кто-то третий, понять оказалось невозможно. Медлить было нельзя. Вынув из брюк ремень, одной рукой Фомин ухватился за пряжку, а второй – за свободный от пряжки конец и, стукнув в стену, шагнул в темноту коридора в противоположную от стука сторону. И принялся ждать.

В бухгалтерии послышался тревожный шепот, и примерно через минуту из комнаты, держа перед собой револьвер, выскользнул один из грабителей. Лихой человек повернулся спиной к конторщику и, всматриваясь в темноту, сделал шаг к дверям. Будто на охоте, Данила Фомин стремительно и беззвучно метнулся к неприятелю и накинул ремень на его короткую шею. Тот выронил оружие, схватился за горло, всем телом вздрогнул и медленно осел на пол.

Его приятель появился в дверях спустя пару секунд. Саквояж он прижимал к груди и, целясь в темноту из револьвера, тревожно озирался по сторонам. Из поднятого с пола оружия служащий конторы выстрелил ему в глаз с той же меткостью, с какой в тундре бил белку. Раздался едва слышный за звуками рояля хлопок, грабитель рухнул на пол недалеко от своего подельника, и конторщик осторожно заглянул в комнату бухгалтера. Убедившись, что больше там никого нет, затащил оба тела в глубь комнаты и пристроил трупы рядом со вскрытым сейфом. И после этого, прихватив с собой полный денег саквояж, под бравурные звуки рояля, сотрясающие бревенчатое двухэтажное здание, поднялся в квартиру управляющего.

На звонок открыла разрумянившаяся Варвара Афанасьевна.

– Данила Данилович, как хорошо, что вы вернулись! Лидочке решительно не с кем танцевать!

– Мне бы с Евсеем Андреичем переговорить, – решительно отстранил он старушку, направляясь в гостиную.

В углу гремел рояль, по просторной комнате скакали пары. Под страдальческим взглядом бухгалтерской жены Лидочка отплясывала с бухгалтером Лившицем, рядом с ними кружились Лидочкина подруга и парнишка лет пятнадцати – старший из бухгалтерских сыновей. Старик Минаков сидел рядом с роялем и благодушно наблюдал за весельем. Приблизившись к начальнику, Фомин склонился к самому его уху и проговорил:

– Евсей Андреевич, пойдемте со мной.

– Что такое? – насторожился старик. – Что это у тебя за багаж в руках?

– Давайте спустимся вниз, сами увидите.

Они спустились в контору, и, подходя к бухгалтерии, старик все понял и схватился за сердце.

– Деньги где? – чуть слышно выдохнул он, в ужасе глядя на подчиненного.

– В саквояже, – успокоил его парень.

Управляющий вошел в бухгалтерию и протянул:

– Одна-акооо!

– Я застал этих двух на месте преступления, – принялся оправдываться Фомин. – Нельзя было никак по-другому.

– А знаешь ли ты, кто эти двое? – склонившись над покойниками, осведомился старик.

– Тутыхин и Пузырев, те самые, претенденты на вакансию конторщика, – невозмутимо откликнулся юноша.

– Так ты узнал!

– Само собой.

– Ну, ты и молодчик! От какой беды нас всех уберег. Деньги я, разумеется, теперь до завтра из рук не выпущу. Вот только что с покойниками делать – ума не приложу. А как их хватятся, тогда что делать будем?

– Идите к гостям, Евсей Андреич, я сам, – проговорил Фомин, глядя, как старик бережно поглаживает саквояж.

С телами он поступил просто – вывез на середину реки и, привязав к каждому из покойников камень, сбросил с лодки. Предварительно обшарил карманы и, чтобы запутать духов еще сильнее, забрал себе документы Пузырева. В бухгалтерии замыл кровавые следы, затем вернулся к себе и до полуночи слушал звуки праздника, доносившиеся из-за стены. Утром бухгалтер Лившиц раздал всем жалование, не очень понимая, отчего вдруг деньги оказались не в сейфе, а в саквояже, который ему рано утром вручил старик Минаков. Никто Арону Исаковичу ничего объяснять не собирался, и про этот случай больше не вспоминали. До того самого момента, как конторщик объявил, что срочно едет в Москву.