щитами стояли невозмутимо, терпеливо перенося жар, исходящий от здания. Эрешгун поклонился им и сказал:

— Когда могущественный лугал Кимаш соблаговолит обратить на нас свой взор, мы предстанем перед ним. Когда могучий лугал Кимаш соблаговолит нас выслушать, мы с ним побеседуем.

— Вы — Эрешгун и Шарур, — сказал один из охранников. — Я скажу управляющему Инадапе, что вы пришли. Инадапа скажет могучему лугалу Кимашу, что вы пришли.

Стражник ушел. Вернулся он в сопровождении Инадапа: лысого, круглолицего, пузатого царедворца с седеющей бородой.

— Могучий лугал Кимаш приветствует вас, — обратился к ним Инадапа. — Добро пожаловать, трижды добро пожаловать. Идите за мной.

— Идем за тобой, — хором сказали Эрешгун и Шарур. Инадапа развернулся и пошел обратно. Купцы последовали за ним.

Шарур недоумевал, как это Инадапа так уверенно пробирается через кроличьи лабиринты коридоров, из которых состоял дворец. Здание росло не по какому-то единому плану, а как попало, урывками, так как три поколения лугалов снова и снова решали, что им нужно больше комнат, чтобы вместить все добро, принадлежавшее им, а может, для того, чтобы спрятать старое, а то некуда складывать новое.

Им попалась комната, набитая столами и стульями. Если Кимаш вдруг решит устроить большой пир, эта мебель пригодится. Их посадили в тесной полутемной комнатке и велели ждать. Рядом хорошенькие молодые женщины варили пиво, распевая гимны Икрибабу. Комната оказалась завалена тюками шерсти, и в воздухе сильно пахло овцами.

В соседней комнате они видели кувшины и горшки с вином, пиво, зерно, финики... в общем, запасы. Их хватило бы на прокорм всего города на целый год, а то и поболе. Так во всяком случае показалось Шаруру.

Инадапа провел их мимо помещений, в которых другие хорошенькие молодые женщины пряли шерсть. Как и в комнате пивоваров, Шарур обратил на них внимание только потому, что все они были молоды и хороши собой. Если Кимаш захочет одну из них, она придет, и, Шарур не сомневался, точно не будет лежать под лугалом, как дохлятина. Само собой, у Кимаша возможностей больше, чем у обычного человека.

Эрешгун заметила еще кое-что и сказал Инадапе:

— Господин управляющий могучего лугала Кимаша, разве эти женщины не могли бы делать больше, если бы шерсть находилась рядом с ними, а не на полпути через дворец?

Инадапа остановился как вкопанный.

— Господин торговец, — медленно сказал он, — в былые времена шерсть хранилась как раз здесь. Потом это помещение понадобилось для чего-то другого. Шерсть перенесли. Никому и в голову не пришло отнести ее обратно, или посадить женщин поближе к шерсти. Возможно, кому-то стоит подумать об этом. — Покачав головой, он снова зашагал по коридору.

— Сколько еще таких комнат во дворце, кто-нибудь знает? — спросил Шарур.

Эрешгун что-то пробормотал в ответ.

— А знает ли хоть один человек обо всем, что хранится во дворце? — шепнул отцу Шарур.

Эрешгун покачал головой.

— Разве что дед Инадапы… Только в те дни дворец был куда меньше.

Шарур хотел бы еще поговорить об этом, но в этот момент очередной коридор влился в зал для аудиенций Кимаша. Лугал сидел на троне со спинкой; его ноги и руки были увешаны золотом. Трон стоял на земляной платформе, так что Кимаш возвышался над всеми своими посетителями. Инадапа опустился на колени, а затем простерся на животе перед Кимашем. Шарур и Эрешгун, внимательно наблюдавшие за ним, и сделали так же.

— Могучий лугал, я привожу к тебе главного купца Эрешгуна и его сына Шарура, — сказал управляющий, уткнувшись лицом в утрамбованный земляной пол.

— В мое время, — презрительно фыркнул призрак дедушки Шарура, — в мое время, говорю вам, мы пресмыкались только перед Энгибилом, а не перед каким-то выскочкой, который выдумал, что равен богу.

— Не сейчас, дедушка, помолчи, — прошептал Шарур.

— Отец, Кимаш может тебя услышать, — добавил Эрешгун, лежа лицом в пол. — Он ведь знал тебя при жизни, вспомни.

Призрак громко вздохнул и заткнулся. Кимаш не подал виду, что услышал его слова. Наверное, как лугал, он слышал множество призраков, ведь ему, как и его предку, приходилось иметь дело со многими горожанами.

— Встань, мастер-торговец Эрешгун. Встань и ты, Шарур, сын Эрешгуна, — повелел лугал.

— Приветствуем тебя, могучий лугал, — дружно произнесли Шарур и Эрешгун, поднимаясь на ноги.

— А я в свою очередь приветствую вас, — скороговоркой пробормотал Кимаш. — Добро пожаловать в мой дворец. Сейчас будем пить пиво. — Он хлопнул в ладоши. — Инадапа! Гости будут пить пиво со мной.

— Да, могучий лугал. — Инадапа тоже хлопнул в ладоши. Прибежал слуга. Инадапа указал на Шарура и Эрешгуна. — Вот эти будут пить пиво с могучим лугалом.

— Да, господин. — Слуга поспешил прочь. Вскоре вошел раб с кувшином пива и тремя чашами.

После возлияний и благодарности богам Кимаш, Шарур и Эрешгун выпили сами. Одним большим глотком отпив половину, Кимаш поставив свою чашку и сказал:

— Я рад, что ты вернулся домой целым и невредимым с гор Алашкурру, сын Эрешгуна; я рад, что тебе не причинили вреда.

— Благодарю, могучий лугал, — сказал Шарур не так спокойно, как ему хотелось бы. Он видел тропу, по которой шел караван этого разговора. В конце тропы сидел в засаде лев. Он выскочит и сожрет его, если не повернуть разговор в другую сторону, а как его повернешь?

— Я не знаю, как проходил твой путь в далеких горах. — Кимаш с сомнением заглянул в свою чашу. — О большинстве караванов я узнаю еще до того, как они приходят в Гибил. Но дом Эрешгуна умеет хранить секреты. — Он одобрительно улыбнулся отцу Шарура.

Да. В конце тропы точно сидел лев. Шарур почти слышал, как он порыкивает, почти видел, как он хлещет хвостом по бокам. Ну, что же поделаешь? Придется прыгать ему в пасть.

— Великий лугал, — Шарур взглядом попросил у отца прощения за то, что взял слово. — Мы с отцом предстали перед тобой из-за серьезных проблем, с которыми столкнулся мой караван в горах Алашкурру.

— Об этом мы еще успеем поговорить, — Кимаш подался вперед со своего высокого трона. — Ты лучше скажи, что ты принес такого интересного, что я могу возложить на алтарь Энгибила? Что за редкости ты привез? Много ли у тебя