пишет статьи и благодаря небольшим пожертвованиям венских товарищей ей удается оплачивать аренду комнаты, один раз в день есть и покупать себе кое-что из одежды. С политической точки зрения она все больше впадает в пессимизм и то и дело бьет тревогу: «Осторожно! Фашизм может распространиться по всей Европе!» – настойчиво и пророчески повторяет она своим немецким и австрийским товарищам. Но они отвечают, что Италия – это особый случай, в Германии и Австрии фашисты никогда не придут к власти, ведь здесь сильно рабочее движение. «Нет, будьте осторожны! – настаивает Балабанова, – Муссолини – это лишь начало метастаза, и рабочее движение в Италии сначала было не менее сильное, чем у вас. И все же…»

Времена меняются. Знакомство с Муссолини и Лениным придает Анжелике вес в глазах издателей. В 1928 году крупный дрезденский издатель предлагает ей написать книгу, в которой бы пересеклись эти два персонажа. «Издатель Ризеслин говорит, – пишет в сообщении Альфредо Куальино, – что она самый подходящий кандидат для написания книги об этих людях, поскольку она одна в Европе знала их так близко, да еще и в течение многих лет, к тому же она говорила с ними на их родном языке. Балабанова отвечает, что напишет такую книгу, и если ее условия будут приняты, она хочет получить крупную сумму, чтобы внести деньги в пустую кассу небольшой газеты Avanti! и не менее нуждающейся социалистической партии»[222]. В докладной записке номер 34 также сказано, что Анжелика грезит воспоминаниями об Италии и очень по ней скучает и что живет она в скромной меблированной комнате у одной вдовы, некой Древерт: «Она грызет конфеты и сладости и постоянно пьет чай»[223]. Однако попытка издать книгу терпит неудачу. А вместе с этим пропадает и возможность хоть что-то заработать. Именно тогда на жизненном пути Анжелики снова появился Троцкий. Об этом тоже рассказывают лазутчики политической полиции.

Бывший народный комиссар Красной армии, живущий в изгнании, заключил контракт с тем же дрезденским издательством на десяток книг. Но ему стало известно, что издатель намеревается опубликовать книгу ненавистного Керенского, в которой бывший глава российского правительства, смещенный большевиками, утверждает, что Ленин с товарищами въехали в Россию в 1917 году в опломбированном немецком вагоне и карманы их были набиты деньгами, подаренными кайзером. По сути, эти революционеры были всего лишь «агентами», посланными врагом, чтобы дестабилизировать обстановку в стране, а в это время русские солдаты тысячами гибли на немецком фронте. Троцкий как человек военный, участник штурма Зимнего дворца, не может стерпеть такое позорное обвинение. И он разрывает контракт с беспринципным дрезденским издателем. То же самое делает Анжелика. «Тогда-то и возникла общность между этими двумя известными большевиками», – сообщает Алессандро Консани. Итак, книги о Муссолини и Ленине не будет, как не будет и денег для обнищавшей Avanti! и для голодающей Балабановой.

Антифашистское сообщество за рубежом кишит лазутчиками бдительной политической полиции. Некоторым из них Балабанова слепо доверяет. Они ее ближайшие соратники, благодаря этому они вне всяких подозрений. Самый яркий пример – Алессандро Консани, которого коммунисты обвинили в шпионаже. Анжелика не замечает, что ее окружает стая стервятников, которые почему-то отнюдь не голодают и которым не знакомы «обеды по-балабановски». Ей приятно слышать это выражение: среди изгоев без гроша оно обозначает «пропустить обед». Точно так же она не считает унизительным ходить в дырявой обуви и продавать старые книги, или памятные революционные вещицы, или письма Ленина, чтобы купить себе фруктов. «Меня не пугают трудности, – признается она шпионам дуче, – потому что это ничто по сравнению с огромным удовлетворением от того, что я вместе с моими итальянскими товарищами работаю для Avanti! и самой благородной и революционной партии в мире»[224]. Социалистическая партия или, скорее, то, что от нее осталось, проводит собрания раз в месяц, по воскресеньям, в задних комнатах самых дешевых ресторанов Парижа.

В благодарность за гостеприимство они должны что-нибудь заказать, но у социалистов часто в кармане нет ни франка, особенно у интеллигенции: рабочие могут себе хоть что-то позволить, правда, небольшое превышение в заказе может оставить их без гроша и им не на что будет вернуться домой. Именно так появляется Popote, что по-французски обозначает столовую. Ее придумывает Вера Модильяни, жена Эмануэле. Она переоборудует комнату в штаб-квартире на улице Тур д’Овернь, в которой есть газовая труба, в кухню. В большой комнате она ставит столы, покрытые разноцветными скатертями, и стулья; у стен стоят красные бархатные канапе, за плитой хлопочет женщина-романьолка. А открывает Popote, в которой готовят исключительно итальянские блюда, Анжелика Балабанова. Popote становится местом встреч, где можно узнать новости из Италии и отпраздновать прибытие новых изгнанников. Разумеется, это новая золотая жила для шпионов дуче.

И в самом деле Париж кишит шпионами. Они как мухи, летящие на мед, по словам Сальвемини, «каждый третий заговорщик – шпион, каждый второй – дурак, который, желая показать свою осведомленность, рассказывает шпиону, что ему известно о третьем; и благодаря первому третий со вторым попадают в тюрьму»[225]. Франция кишит «вампирами», и не только в политической полиции. Весьма обширна сеть секретных служб ОВРА. Создаются целые конкурирующие группы, они борются за доверие антифашистов, донося даже на «коллег-врагов». Кроме Popote, любимым местом сторожевых псов дуче становится штаб Союза антифашистов на улице Фобур Сен-Дени, где шпион Марио Пистокки ведает финансами, а также салон мадам Менар-Дориан и Hôtel de la Glacière, где снимает жилье Турати.

В начале тридцатых годов по мере ухудшения финансового положения Балабановой ослабевает и ее аскетичный энтузиазм. Ее больше не печатают в немецких и австрийских газетах, книга о Ленине и Муссолини так и не вышла. Даже во Франции, где итальянских антифашистов прежде так ценили, они начинают вызывать раздражение и постепенно уходят со сцены. В письме к Консани, притворяющемуся ярым максималистом, Анжелика признается, что испытывает депрессию, и доверенное лицо № 51 немедленно докладывает об этом в Рим. Возвышение Гитлера становится поворотным моментом для итальянских эмигрантов, а французское общество проявляет интерес, если не сказать сочувствие, к фашизму. «У Франции есть дела поважнее, ее не интересуют нытье и протесты эмигрантов. Раньше антифашизму помогали, сочувствовали, его превозносили. Сегодня его никто не поддерживает. И оказавшись в изоляции, в том числе и без финансовой помощи, он теряет силу»[226]. В том же сообщении из Марселя Консани благодарит за очередной чек и в конце добавляет, что Анжелика назвала Муссолини minderwertig[227]. Это его удивляет, ведь он помнит, что именно она «помогла ему стать одной из центральных фигур в итальянской социалистической партии, а что это за партия, если