Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. То самое, из-за которого ваша семья не смогла покинуть нашу страну и отбыть на историческую родину? – пристально следя за выражением лица Прудниковой, уточнил майор.
– Да, мои родители собирались уехать к родным отца в Германию. Он так и не смог до конца принять новый строй, впрочем, и его новый строй до конца не принял, он оставался в новом мире чужеродным элементом. Происхождение и тому подобное. Мы с мужем уезжать не собирались.
– Допустим. Но что же помешало ему уехать?
– Вы сами только что сказали, его убили.
– Кто и при каких обстоятельствах это сделал?
– Это случилось среди бела дня, он возвращался домой, какой-то бандит хотел его ограбить, убийцу так и не нашли, – коротко и сухо объяснила Ирина Владимировна.
– И что же у него украли?
– Послушайте. К чему все эти вопросы и какое отношение имеет убийство моего отца к убийству Афанасия? Вы что, думаете, их убил один и тот же человек? – с легким раздражением поинтересовалась Ирина Владимировна.
– Ну что вы! Я думаю о другом. Я думаю, что Афанасий Зыков, еще будучи вашим любовником, каким-то образом узнал о принадлежащей вашей семье драгоценности, огромном рубине в золотой оправе, и что именно он, выследив вашего отца, когда тот, получив этот рубин, шел домой, подкараулил его, убил, а камень украл. И что вы узнали об этом, лишь когда ваша дочь вышла за него замуж. Но поскольку камень все равно что вернулся в вашу семью, вы ради дочери решили ничего не предпринимать. А вот когда Зыков бросил ее, променяв на молодую вертихвостку, решили вернуть семейную драгоценность, а заодно отомстить Зыкову за отца и за дочь. Вы убили Афанасия Зыкова!
– Что за ересь? Какой камень? Афанасий убил отца? Что за бред? Он бездарный поэт, пьяница и карьерист, а не убийца, а наша семья никогда не владела никакими камнями.
– Неправда! – с нажимом сказал майор. – Ваша мать сама рассказывала давней подруге о семейной реликвии, которую должен был получить ваш отец до отъезда из России. Я думаю, что большинство ценностей были реквизированы у вас в восемнадцатом году, а эту вещь вы, вероятно, отдали кому-то на хранение, и вот когда ваш отец получил ее и нес домой, его убили, а возле тела была найдена пустая серебряная шкатулка. Нет, милиции вы о пропаже не заявили, очевидно, побоялись, но факт остается фактом.
– Что ж, я вижу, вы хорошо поработали, – глядя в глаза майору, проговорила Ирина Владимировна. – Но должна вас огорчить, нашей семье никогда не принадлежал никакой огромный рубин. Отец действительно хотел вернуть до отъезда семейную реликвию. Это был фамильный перстень баронов Гоггернов. Хранить такую вещь дома было опасно, и он отдал ее на хранение какому-то знакомому. Это был большой золотой перстень с печаткой и гербом рода Гоггернов. Сообщать о его пропаже милиции мы, разумеется, не стали по вполне понятным соображениям. Во‐первых, отца бы это все равно не вернуло, а напоминать лишний раз о своем происхождении мне не хотелось, и ради себя, и ради мужа. Матери этот перстень тоже был не нужен, к тому же после смерти отца она тяжело заболела и вскоре умерла.
– Значит, это был перстень? – с нажимом уточнил майор.
– Да.
Все пошло не по плану. Майор в растерянности взглянул на Лешку, тот ответил твердым решительным взглядом.
– Ирина Владимировна, я вынужден провести у вас обыск, поскольку считаю, что именно вы убили своего бывшего зятя и украли у него камень.
– Прошу вас. Хотя официально заявляю, что не делала ничего подобного. Развод моей дочери с Афанасием меня сперва огорчил, но теперь он обернулся благом, поскольку Нина вышла замуж за человека по-настоящему достойного, и причин обижаться на Афанасия у меня нет. Ваше заявление о том, что это Афанасий убил моего отца, следил за ним и украл наш фамильный перстень, я считаю абсурдным вымыслом. А камень, о котором вы все время говорите, я никогда не видела. Хотя и слышала о нем от Нины. Откуда он взялся у Афанасия, мне неизвестно, поскольку в годы нашего прежнего знакомства он им не владел, Нине о его происхождении он не рассказывал, но могу заявить с уверенностью, у нашего семейства он его не похищал. А теперь прошу вас, можете обыскивать.
Заявление Ирины Владимировны прозвучало здраво и убедительно, пошатнув уверенность майора и его коллег, но обыск они все же провели. Камень обнаружен не был. Прудникову задержали.
– Ну что, майор, доказательства на Прудникову собрать не удалось? – Полковник Курочкин был хмур, стоял к майору спиной, глядя в окно на рябь мелких частых капель дождя за окном.
– Нет, – так же хмуро ответил майор. – Ничего. Ни отпечатков, ни камня, ни надежных свидетельских показаний. Вообще ничего.
– А сама она молчит?
– Повторяет одно и то же. Не убивала. Камень не мой, и так далее. И ведь вот уверен, что врет! Но поймать не могу! – грохнул кулаком по столу майор.
– Ты давай тут потише, без истерик, – одернул его полковник.
– Свидетелей нет! Кто мог бы подтвердить, что камень принадлежал Гоггернам или когда он у Зыкова появился. Или откуда. Куда ни сунься, все умерли.
– Ну а дочь ее?
– Уехала. Куда – неизвестно. Мать молчит как кремень. «Не хочу, чтобы вы дочь с зятем позорили и огорчали. Они ни в чем не виноваты, так же, как и я». Ни бывшие коллеги Нины Зыковой, ни ее подруги не знают, куда она уехала. Просто заговор какой-то. Может, во всесоюзный розыск объявить?
– На основании чего? Мы и Прудникову держать больше не можем. Твои подозрения – это для закона не доказательства.
Ирину Владимировну отпустили. Так же, как и Зинаиду Зыкову. Майор запил с горя, а отдел погрузился в мрачное уныние. Что бы они ни делали, как бы ни крутились, но доказать, что Ирина Прудникова была в утро убийства в квартире Зыкова, не смогли, камень пропал, связать его с семьей Прудниковой-Гоггерн было невозможно, все возможные свидетели давно умерли.
– Товарищ майор? Михаил Николаевич? – удивленно воскликнула Анфиса Тихоновна, распахивая дверь. – Вы ко мне? А то Зинаиды нету. Да вы проходите. Проходите, – буквально втащила она топтавшегося на пороге майора в прихожую. – Ой, а мокрый-то какой! Вы что же, в такой дождь и без плаща? Хоть бы зонт взяли.
Анфиса Тихоновна хлопотала вокруг майора. А тот, нахохлившийся, осунувшийся и молчаливый, переминался с ноги на ногу, ругая себя за то, что пришел, и не зная, как вести себя дальше.
– Ступайте-ка на кухню. У меня там плита топится, обсохнете. Снимайте все мокрое, я вам сейчас переодеться принесу, а вашу одежду мы