– Мы ее привяжем на веревочку, – придумал Сандро. – И миску с водой поставим, а травы ей на неделю хватит! А иногда мы будем ее забирать домой, да, пап?

Настоящий черепаший чабан этот Сандро – интересно, какие у него еще представления о рептилиях?

Мишка хмуро ждал, пока машина остановится, и никак не проявлял своего интереса к животному. Папа включил радио (по окрестностям понеслась песня «Черный бумер») и понес нового члена семьи кверху брюхом попастись на свежей майской травке.

– Черепашка… Пашка! А? – ожидая оваций, папа заглянул внутрь панциря: там царило гробовое молчание.

– Вы уверены, что это мальчик? – Мой сарказм пролетел мимо цели, потому что все равно никто из нас не умеет определять пол черепахи. Присев на корточки, Давид и Сандрик с энтузиазмом первооткрывателей обсуждали рисунок на панцире и вызывали на разговор его хозяина. Павлик делал вид, что его нет дома, и на имя не реагировал.

– Ну ладно, пусть он отдохнет, а мы прогуляемся. – Папе явно прискучило бесполезное сюсюканье над неблагодарным животным, и старшие мужчины отправились осваивать территорию.

Черепашонок Павел подождал, пока стихнет шум, и осторожно высунул физиономию из укрытия. Кругом был чужбина и ужасные люди.

– Пойдем, Миш, – сказала я и зашагала вслед за первооткрывателями. И вдруг пасторальную тишину разрезал Мишкин отчаянный крик:

– Не-е-ет!!!

Сердце оборвалось и рухнуло в сапоги. Неужели его укусил Павел?!

– Я хочу, чтобы он пошел с нами! А-а-а!!!

– Кто?! – потрясенно спросила я.

– Пашка!!! – заливаясь слезами, выпалил внезапно влюбившийся в черепаху мальчик. Он вцепился в панцирь и пытался оторвать животинку от земли. Павлик понял, что все прежние неприятности были чистилищем, наступил момент перехода в преисподнюю, вспомнил все свои грехи и приготовился молиться.

– Миша, – попыталась я мягко убедить юного натуралиста, – жалко черепашку, не пугай ее. Пусть побегает на свободе!

– А я хочу, чтобы со мной! – Черепашка замахала когтистыми лапами, Мишка испуганно отскочил, и Павлик в отчаянии рванул по траве, развив олимпийскую скорость.

Миша заорал, как пожарная сирена. Слезы в два ручья лились по грязным щекам, а лицо было искажено таким горем, что рывшие неподалеку ямы для фундамента рабочие побросали лопаты и прибежали на подмогу. Папа с Сандриком тоже в тревоге примчались обратно.

Дальнейшее навсегда останется в памяти очевидцев: весенняя лужайка, из машины орет «Черный бумер». Мать, отец, двое небритых рабочих в цементных штанах и один лохматый подросток, бурно жестикулируя, уговаривают орущего и повизгивающего Мишку оставить черепаху в покое. Мишка, растопырив руки и рыдая, ловит черепаху, черепаха, представляя себя Шумахером, ползет по траве с выражением «не дождетесь» на морде, и вся эта компания перемещается с той же скоростью, что и черепаха.

– О господи, – схватился за голову папа. – И зачем только я ее с земли поднял?!

Мстительно глянув в ответ, я посоветовала засунуть Пашку в пакет и носить с собой. Рабочие посмотрели на нас, как на умалишенных, и вернулись к лопатам.

– Этот Мишка портит все на свете! – возмущенно вскричал Сандрик и зашагал в сторону полуразваленной деревянной беседки. Там мы посадили позорно пойманного Пашку на круглый стол и уверили Мишку, что уж отсюда он точно никуда не убежит. Нахмурив всю в черных разводах физиономию, тот скептически понаблюдал за хождением черепашки по кругу и пошел-таки с нами гулять.

– Миша, – с досадой стала я его убеждать, – ну это же всего-навсего какая-то незнакомая черепаха. Что ты так в нее влюбился резко? Ты кто ей, няня, что ли?

– Нет, – шагая по тропке, ответил Мишка трагически. – Я его отец.

На мой хохот снова сбежался местный бомонд.

– Какое место, а? – восторгался кормилец. – А тут мы домик поставим, а вон там – бассейн!

– Ничего не знаю, прежде всего – собаку, – заспорила я. Мишка с тоской глядел в сторону беседки и жаждал воссоединиться со своим сыном.

Пашка лежал на полу беседки кверху брюхом и размахивал лапками с таким бешенством, что перевернуть его можно было только палкой. На его морде читалась ненависть ко всему человечеству и готовность подохнуть в знак протеста против тирании.

– Надо что-то решать, – начала я. – Домой я ее брать не собираюсь: вся эта отцовская любовь закончится после первого же черепашьего туалета, да и шла она себе по своим делам, что пристали?! Повезем ее обратно, откуда взяли.

Мишка насупился и протянул руку к Пашке.

– Слушай, – приступил папа к исправлению косяка, – у этой черепашки есть жена и дети, они его ждут и плачут. Давай отпустим, а?

– Нет, – холодно отрезал натуралист.

Так, в голосе заметны колебания: жмем дальше. На три голоса мы так расписали несчастную жизнь Павла вдали от родной семьи, что выражение на его морде слегка смягчилось, а человечество можно было пока не истреблять. Его «отец» надулся и отошел в сторону. Всю дорогу до озера он гладил панцирь, прощаясь с Павлом.

Папа посадил Пашку на берег. Тот поковылял прочь от нас, потом кинул прощальный взгляд, выбрал верное направление и исчез в кустах.

Мишка дулся ровно три минуты. Он попрощался со своей мечтой: вот он спит в обнимку со счастливой черепахой, вот он гуляет с ней во дворе, а вот они вдвоем смотрят мультики. Дурак этот Павлик, счастья своего не понял. Мишка стал швырять в озеро камушки.

– Опять я без домашнего любимца, – сказал он, не оборачиваясь.

– Пошли есть пиццу, – развеял его страдания папа и обнял сына за плечи.

– Миш, я лично торжественно обещаю: у тебя будет этот самый любимец, – сказала я, не глядя на отца, тирана и деспота.

История с черепашкой даже не царапнула его каменное сердце, поэтому мы продолжали подрывную деятельность: перебирали разные варианты.

– Рыбки? Мишка, а давай аквариум?

Мишка был готов на все. Однако папа выслушал и сказал – были рыбки у моего брата и все передохли. Пикнув, я ушла обдумывать проект дальше.

– Попугая? Они клевые. Места мало занимают, красивые и разговаривают! – осенило меня.

Пока папачос прикидывал, чем крыть вариант с попугаем, вмешалась Марина.

– Да ты что! – вскричала она. – У нас там няня одна рассказывала – купили хозяева попугая, а у него – клещи! Вся семья чесалась, аллергия, девочкам волосы пришлось налысо постричь, а матрасы выбросить!

Картина всеобщего упадка и пламенеющего римского заката воодушевила папу – он приободрился и поддакнул:

– Видишь, видишь? И еще они воняют!

– А ты-то откуда знаешь? – с ненавистью спросила я, хоть это не имело ни малейшего значения.

– Ну, в курятнике же бывал. Мимо проходил.

Как я могла выйти замуж