Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем из его горла вырвался звук, которого я никогда раньше не слышала ни от одного человека: низкий, раскатистый, утробный, приглушенный — то, что можно было описать только как — рев.
Мои глаза скользнули вверх по его горлу к его глазам, как раз когда Джонни выпалил:
— Кент?
— Ты что, только что выволок меня из ресторана? — прошептала я.
— Твой бывший вломился к тебе в дом, чтобы украсть то, что что-то значило для тебя, просто чтобы потом уничтожить?
Я повернула голову, чтобы посмотреть на дорожку, и убедиться, что он действительно просто выволок меня из ресторана, потому что я стояла снаружи.
Не в ресторане.
— Иззи, посмотри на меня.
От безошибочно приказного тона мои глаза вновь метнулись к нему.
— Почему ты не рассказала мне это дерьмо? — потребовал он.
— Я…
— Теперь ты в безопасности?
— Ну…
— Ты сказала, что копы в курсе. Они что-то сделали с этим ублюдком?
— Это немного…
— Эти твои друзья знают? Те, о ком ты говорила, что живут рядом.
Он был в таком состоянии, что я не могла остановить себя.
Я подалась к нему, коснувшись пальцами его щетинистых щек, и прошептала:
— Джонни.
Вспышка черного огня продолжала обжигать меня еще мгновение, прежде чем он закрыл глаза.
Открыв их, он спросил теперь гораздо более спокойно:
— Он причинил тебе боль?
Я убрала руки с его лица.
— Он просто хулиган.
— Хулиган не вламывается в твой дом и не крадет у тебя вещи. Так поступает псих.
Я решила не говорить ему, что он выломал мою дверь, чтобы украсть Демпси.
Или еще что-то в этом роде.
— Копы в курсе. У меня есть на него судебный запрет. Дианна и Чарли тоже знают. В последний раз, когда я его видела, Чарли стоял в моем дверном проеме с бейсбольной битой, объясняя, что если он снова появится, Чарли размозжит ему голову этой битой. Думаю, он поверил Чарли на слово, и это хорошо, потому что у меня такое чувство, что Чарли говорил серьезно, а я не хочу, чтобы у него были неприятности. Но с тех пор я не видела Кента и ничего о нем не слышала. Я даже не уверена, что он знает, куда я переехала. Прошло уже несколько месяцев. Все кончено.
Джонни пристально посмотрел мне в глаза, прежде чем перевел взгляд на доску над моей головой.
— Очень мило, что ты беспокоишься, но…
Его пристальный взгляд упал на меня, и он прервал меня.
Шокирующе.
И потрясающе.
— Ты хорошо выглядишь. Хорошо пахнешь. Это платье такое чертовски горячее, что я хочу затащить тебя на задворки «Звезды», задрать юбку, сорвать с тебя трусики и трахнуть у стены.
У меня отвисла челюсть.
Джонни еще не закончил.
— Хочу ужинать рядом с тобой, зная, что ты не можешь надеть свои порванные, бесполезные чертовы трусики, и они будут лежать в моем кармане, пока ты будешь есть стейк, который и вполовину не так хорош, как тот, который я приготовил для тебя. Хочу, чтобы ты сидела рядом со мной, чувствуя себя хорошенько оттраханной.
— Джонни, — выдохнула я, и хотя меня никто хорошенько не оттрахает, увы, но от его слов я тут же хорошенько промокла.
— Я думал, что пройдет какое-то время и я вернусь, чтобы построить с тобой что-то другое, но не думаю что дружеские отношения сработают, Из.
— Пожалуйста, не говори этого, — умоляла я.
Его лоб приблизился к моему, одна рука поднялась высоко на стену рядом со мной, а другая скользнула вниз по моему боку, по мягкой эластичной белой ткани моего платья с рюшами, облегавшего фигуру от шеи до колен, без рукавов, и даже я задавалась вопросом, не слишком ли оно сексуально, чтобы носить его на работу (думаю, ответ я получила).
— Если он вернется, ты позвонишь в полицию, а затем мне, — приказал он.
— Я не могу этого обещать. Чарли уже заставил меня пообещать, что следующий звонок будет ему.
— Тогда ты звонишь этому парню Чарли, а потом мне.
— Он не вернется, Джонни, — заверила я.
— Ты звонишь копам, Чарли и мне. Скажи это, Иззи.
Я пристально посмотрела ему в глаза.
— Я звоню копам, Чарли, а потом тебе, Джонни.
Он не пошевелился.
Я тоже.
Но, в конце концов, мои губы произнесли:
— Она вернулась?
— О, нет. Черт возьми, нет. — Его лоб прижался к моему, когда он подчеркнул отрицание, которое, как мне казалось, я поняла, но когда он продолжил, я обнаружила, что все совсем не так. — Она не получит этого. Не получит нас. Мы больше не будем говорить о ней. Ей не удастся стать частью того, что будет со мной и тобой, с тем, кем мы станем.
У меня перехватило дыхание.
Что это значило?
— Как собаки? — спросил он.
— Хорошо, — выдавила я.
— А лошади?
— Хорошо.
— Уэсли все также поет?
Он убивал меня.
Я кивнула.
— Хорошо, детка, — прошептал он, его взгляд больше не фокусировался на мне.
Он упал на мои губы.
О, боже, он собирался поцеловать меня.
О, боже, а я собиралась ответить!
Этого не должно случиться.
Но я хотела этого, боже, как же я этого хотела.
Но у меня ушли все силы на то, чтобы пережить то, что закончилось после двух завтраков, двух ужинов, одного телефонного разговора, одной переписки и большого количества секса.
Если сюда добавятся поцелуи, больше секса или еще что-нибудь в этом роде, я, вероятно, не выдержу.
Нам нужно быть друзьями.
Мы не можем быть любовниками.
— Ох, черт, сынок, извини.
Наши головы повернулись (и я отмечу, что это произошло не без того, чтобы наши лбы не соприкоснулись) к Дэйву, пятящемуся назад с поднятыми руками.
— Я видел, как тебя потрясла новость об Иззи. Как и Марго. Она послала меня проверить вас, но теперь я удостоверился, что вы оба выглядите так, будто вы… в порядке. Вы, э-э… возвращайтесь к тому, что делали.
Джонни издал еще один звук, похожий на прежний приглушенный рев, но на этот раз это был не признак разъяренной ярости, а признак разъяренной досады.
Он оторвался от моего лба и крикнул:
— Мы возвращаемся, Дэйв. Передай Марго, что все в порядке, и я надеюсь, грибы уже принесли.
— Я взял тебе пива, сынок, грибы в пути, не торопитесь, — ответил Дэйв, бодро возвращаясь к парадным дверям и исчезая за ними.
У дверей