Время перестало существовать, как вдруг неожиданно боль, тянущая, где-то внутри возникшая, вернула ее к действительности. Марк был в ней. Он вошел резко, почти грубо. Его дыхание становилось все более тяжелым и прерывистым, пальцы впивались в ее бедра… Несколько раз он изо всех сил прижимал ее к себе, так, что резкие движения, которыми он входил в нее, отдавались болью в животе. Дукесса молила Бога, чтобы все скорее закончилось. Слезы бежали из ее глаз по щекам, стекались к губам, и она чувствовала их соленый вкус. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась… Наконец она почувствовала, что Марк движется в ней мягче, и спокойнее… Он откинулся на подушки. Еще какое-то время Марк был внутри ее. Она чувствовала, как его горячее семя разливается в ней.

Внезапно он открыл глаза:

— Дукесса? Мой Бог, неужели это ты? Притворялась Лизетт все это время. Зачем ты здесь? Этого не должно было случиться.

Она почувствовала, как он вышел из нее. Слегка помедлив, она соскользнула с него и встала рядом с постелью. Ее ноги, раздвинутые все это время его бедрами, дрожали от напряжения. Дукесса стояла, уставившись на его нагое тело. На его животе виднелись темные пятна — ее девственная кровь. Придя вдруг в себя, она подхватила простыню и накрыла его до пояса, затем, молча накинув ночную сорочку, кинулась в свою комнату. Дрожь не унималась. Закутавшись в одеяло, она старалась погрузиться в сон, который мог бы принести успокоение.

Но и во сне ее мучили ужасные образы, фантомы без лиц. Кто-то страшный, казалось, снова проникал в нее. Она ощущала жар и непонятную тяжесть на теле. Кто-то крепко сжимал ее в объятиях. Стало трудно дышать, и, вскрикнув, она проснулась.

Это был Марк, а никакой не фангом из сна. Он пришел к ней сам.

— Марк, — выбрав момент, прошептала она, нежно, прикасаясь к нему своими губами. — Я не Лизетт, я вовсе не твоя любовница.

— Я знаю, — ответил он, сжимая ее грудь и закрывая рот продолжительным поцелуем. Его проникновения в нее становились все более резкими и настойчивыми. Особой боли теперь она не чувствовала, возможно, из-за той влаги, что еще продолжала наполнять ее. Он все крепче сжимал ее, и она боялась уже знакомых грубых толчков в своем теле. Дыхание его становилось все более прерывистым…

— Пожалуйста, Марк, не надо, не теперь… Но он не слышал ее или не хотел слышать.

— Нет, Марк, пожалуйста, перестань, не надо, Марк!

— Этого и надо было ожидать от тебя, — сказал он резким прерывистым голосом.

…Какой-то момент он продолжал оставаться в ее теле совершенно неподвижным. Дукесса, замерев, ждала, что он еще скажет. Но Марк молча встал с постели, зажег подсвечник и теперь стоял рядом, уставившись на нее сверху вниз.

От этого открытого, изучающего взгляда ей стало не по себе.

— Зачем ты пришел?

— Почему бы и нет? — ответил он, пожимая плечами. — Разве я не джентльмен и не обязан вернуть долг вежливости даме, почтившей меня своим благосклонным вниманием?

Она поспешно натянула на себя покрывало.

— Не слишком ли поздно? Я уже видел и чувствовал твое тело, Дукесса. Неужели ты думаешь, что я никогда раньше не видел женщины? Или мнишь, что в тебе есть нечто особенное? Ты всего лишь женщина, и ничего больше, Дукесса! — Он спокойно стоял перед ней совершенно нагой. — Правда, когда я видел тебя в первый раз, в комнате было несколько темновато. Однако я успел почувствовать достаточно, чтобы.., ладно, я вовсе не хочу казаться грубым.

Его слова ноющей болью отозвались в ее сердце. Надо собраться с мыслями и найти какую-то защиту от его слов. Дукесса понимала, что ее молчание вызовет лишь новую волну раздражения в нем и следующий поток оскорблений. По его лицу было видно, что он не собирается уходить.

— Итак, наш брак состоялся, Марк. Теперь у тебя уже нет обратного пути — я выполнила свой план.

— Я лишь принимал тебя за Лизетт. Если бы я сразу понял, что это ты… Но согласись, Дукесса, вопреки своей чопорности ты хотела, жаждала новых неизвестных ощущений. А я всего лишь мужчина и принял то, что мне предложили.

— Все это не важно. Мне необходимо было лишь одно — теперь ты спасен, Марк, спасен от самого себя, от своего гнева, который.., одним словом, ты не сможешь теперь аннулировать наш брак!

— Ах, вот в чем дело! Да, я думал об этом, но решил, что это вовсе не выход из моего запутанного положения. Бог мой, Дукесса, ты вытерпела такое.., разумеется, лишь ради благородной цели. И я сам помог тебе с Лизетт. — Он рассмеялся. — А она неплохо поработала на тебя, а, Дукесса? Если бы я не проснулся, желая ее снова, то до самого утра так бы и не понял, с кем нахожусь в постели. Но я захотел ее и увидел твою девственную кровь на себе и простынях. Такого неудобства я не испытывал с Лизетт. Не беспокойся, я не собираюсь аннулировать наш брак.

— Марк! — воскликнула она, протягивая к нему руки. Он упрямо качнул головой.

— Я не настолько глуп, чтобы упустить счастливый поворот судьбы всего лишь в отместку тебе.

— Но судя по твоему виду.., всем казалось, что ты… Он зло усмехнулся.

— Я был зол, вне себя — только и всего! Теперь довольно. Мы состоим в законном браке. Но не заблуждайся, Дукесса. У этого проклятого идиота Тревора еще есть шанс стать наследником. Не надейся, что твоя кровь будет течь в следующих Чейзах. Если у меня и будут когда-нибудь дети, они останутся бастардами, такими, как была ты. Только в отличие от тебя они будут лишены блестящей перспективы. Пусть род Чейзов выродится окончательно. Мы не будем аннулировать наш брак, Дукесса, ты можешь не готовить себя к новым жертвоприношениям, их не потребуется. Ведь я смог даже вторично заставить себя овладеть тобой. Что ж, радуйся, у тебя есть свой мужчина. Я — твой муж.

— Ты — мой муж? — недоверчиво спросила она, ненавидя себя за надежду и мольбу, прозвучавшие в голосе. Она была уверена, что Марк не замедлит тут же швырнуть ее об острые скалы.

— Я сам весьма туманно представляю функции мужа! Совместные завтраки, за которыми я должен быть подчеркнуто вежлив? Посещение вашей спальни время от времени? — Он явно издевался. — Ах, Дукесса, первый раз, когда я думал, что нахожусь с Лизетт, оставил у меня чувство удовольствия и наслаждения, которое мне захотелось повторить, хотя я уже понял, что это ты. Я решился на этот эксперимент, желая узнать, насколько ты холодна.

— Я вовсе не холодна…

— Ты, Дукесса, — заявил он резким тоном, — ненавидишь мои прикосновения. Не смей отрицать это! Мне было трудно остановиться, но я сделал это, потому что ты не переставала канючить: “… Перестань, Марк, нет, оставь, пожалуйста”. Я хотел забыться, думая о Лизетт, вспоминая, как она вскрикивает и прижимается ко мне, покрывая поцелуями, лаская руками, извиваясь подо мной.

Она устало прикрыла глаза.

— Ты с ума сошел, если думаешь, что мне ненавистны твои прикосновения. Ты просто разбудил меня и сделал больно.., снова, я еще в себя не успела прийти. Это вовсе не значит, что я холодна. Со мной не каждый день происходит такое, я лишь боялась и.., не понимала…