Любовный роман Екатерины и Потемкина развивался согласно законам жанра, они знали и сомнения, и непонимание, и обиды. Екатерина уверяла своего избранника в истинности и неизменности своих чувств, а он, видимо, позволял себе капризничать и сердиться без повода. «Я ужасно как с тобою браниться хочу, — посылает Екатерина записку из покоев Царского Села к Потемкину. — Я пришла тебя будить, а не то, чтоб спал, и в комнате тебя нету. И так вижу, что только для того сон на себя всклепал, чтоб бежать от меня. В городе, по крайней мере, бывало, сидишь у меня, хотя после обеда с нуждою несколько, по усильной моей прозьбе, или вечеру; а здесь лишь набегом. Гаур, казак москов. Побываешь и всячески спешишь бежать. Ей-ей, отвадишь меня желать с тобою быть — самый Князь Ор[лов]. Ну добро, есть ли одиножды принудишь меня переломить жадное мое желанье быть с тобою, право, холоднее буду. Сему смеяться станешь, но, право, мне не смешно видеть, что скучаешь быть со мною и что тебе везде нужнее быть, окроме у меня».

Быть может, не раз мучил Потемкин свою возлюбленную Екатерину приступами ревности, вызванными страхом потерять с сердцем императрицы и место при дворе, и возможность получения должностей, денег, славы, испытывая тем самым терпение и любовь этой женщины. «Фуй, миленький, как тебе не стыдно. Какая тебе нужда сказать, что жив не останется тот, кто место твое займет. Похоже ли на дело, чтоб ты страхом захотел приневолить сердце. Самый мерзкий способ сей непохож вовсе на твой образ мысли, в котором нигде лихо не обитает… Не печалься. Скорее ты мною скучишься, нежели я», — увещевает своего милого императрица.

Но больше, несравненно больше записочек Екатерины посвящены любви. Каждое утро она посылает камер-юнкеров или придворных камердинеров в покои Потемкина с цидулками: как он себя чувствует? как его лихорадка? любит ли ее? скоро увидимся. Маленькие обрезанные полоски пожелтевшей бумаги (бережливая государыня экономила), запечатлевшие страсть, заботу и милость великой императрицы, теперь доступны взору любого человека. Мы можем читать и перечитывать их, анализировать, изучать как исторический источник, высказывать свое осуждение или восхищение, забывая иногда, что эти записочки не только свидетельства российской истории — они часть интимной жизни двух людей.

«Батинька, мой милой друг. Прийди ко мне, чтоб я могла успокоить тебя безконечной лаской моей».

* * *

«Душенька, разчванист ты очень. Изволишь ли быть сегодни и играть на бильярды? Прошу прислать сказать на словах — да или нет, для того, что письма в комедьи без очков прочесть нельзя. Мррр, разчванист ты душенька».

«Хотя тебе, душечка, до меня и нужды нету, но мне весьма есть до тебя. Каков ты в своем здоровье и в опале ли я или нету? А тебе объявляю всякую милость от Бога и от государыни».

* * *

«Мамурка, здоров ли ты? Я здорова и очень, очень тебя люблю».

«Милой друг, я не знаю почему, но мне кажется, будто я у тебя сегодни под гневом. Буде нету и я ошибаюсь, тем лучше. И в доказательство сбеги ко мне. Я тебя жду в спальне, душа моя желает жадно тебя видеть».

* * *

«Милая милуша, дорогие сладкие губки, жизнь, радость, веселье. Сударушка, голубошка, мой золотой фазан. Я люблю вас всем сердцем».

* * *

«Долго ли это будет, что пожитки свои у меня оставляешь? Покорно прошу, по-турецкому обыкновению платки не кидать. А за посещение словесно так, как письменно, спасибо до земли тебе скажу и очень тебя люблю».

* * *

«На охоту ехать не очень хочется. Далеко да и ветрено. Пришли сказать, как советуешь».

* * *

«Сто лет тебя не видала. Как хочешь, но очисти горницу, как прийду из Комедии, чтоб прийти могла. А то день несносен будет, и так ведь грусен проходил. Черт Фонвизина к Вам привел. Добро, душенька, он забавнее меня знатно. Однако я тебя люблю, а он, кроме себя, никого».

И еще множество ласковых, милых посланий Екатерины своему Григорию Потемкину.

Летом 1774 г. могло произойти еще одно знаменательное событие в личной жизни Потемкина и Екатерины. К этому времени исторические легенды и их современные последователи относят заключение тайного морганатического брака между императрицей и ее фаворитом. Как и заключение тайных браков некоторых других российских государынь (о них в истории осталось немало рассказов), союз Екатерины и Потемкина не подтверждается никакими брачными документами напрямую. Их нет, хотя сохранилось грустное предание: вместе с фамильными бумагами свидетельства о браке Екатерины Великой и Григория Потемкина попали к внучатой племяннице светлейшего — княгине Елизавете Ксаверьевне Воронцовой, одной из прекраснейших и удивительных женщин XIX в. Ее воспевал влюбленный Александр Пушкин, ходили даже слухи о том, что поэт — отец одной из дочерей Воронцовой. Княгиня, якобы не желая опубликовывать тайные бумаги великого предка, на лодке отплыла с пристани своего крымского имения Алупка и бросила шкатулку с документами в волны Черного моря. Красивая история, но, зная интерес Пушкина к XVIII столетию и личностям Екатерины Великой и Потемкина, а также силу женской страсти, трудно представить себе, что увлеченная поэтом женщина не показала ему столь интересующие его бумаги.

Однако несколько писем действительно позволяют говорить о возможности заключения тайного союза между Екатериной и ее фаворитом. Это могло случиться в один из летних дней: в воскресенье 8 июня 1774 г., в праздник Животворящей Троицы; на следующий день, в понедельник — праздник Сошествия Святого Духа; в среду на этой же неделе или в пятницу 13-го числа. Венчание могло состояться в Петербурге теплой летней ночью. Шлюпка отчалила от Летнего дворца на Фонтанке, затем вошла в Неву, пересекла ее и двинулась по Большой Невке, где в отдаленной части города находился храм Святого Сампсония Странноприимца. Он был основан еще по повелению Петра I в честь Полтавской победы, ознаменовавшей перелом в тяжелейшей для страны Северной войне. В соборе перед прекрасным барочным иконостасом мог состояться обряд венчания самодержицы Всероссийской и смоленского шляхтича Потемкина, его совершил духовник Екатерины Иван Панфилов. Свидетелями называют камер-юнгферу Марию Савишну Перекусихину, камергера Евграфа Александровича Черткова и адъютанта Потемкина, его племянника поручика лейб-гвардии Семеновского полка Александра Николаевича Самойлова.

А вот и то самое письмо, написанное уже в дни расставания двух влюбленных, которое должно указывать на совершение тайного обряда венчания: «Владыка и Cher Epoux (в переводе — дорогой супруг. — Н.Б.)! Я зачну ответ с той строки, которая более меня трогает: хто велит плакать? Для чего более дать волю воображению живому, нежели доказательствам, глаголющим в пользу твоей жены? Два года назад была ли она к тебе привязана Святейшими узами?.. Верь моим словам, люблю тебя и привязана к тебе всеми узами. Теперь сам личи: два года назад были ли мои слова и действия в твоей пользы сильнее, нежели теперь?»

Если вы ждете прямого ответа: были ли Екатерина и Потемкин супругами, то его нет. Но даже и в случае заключения брака, не он стал залогом будущих успехов фаворита, основой его достижений в жизни. Вспомните, разве не было в жизни Екатерины законного супруга — Петра III, и какова его судьба? Если бы личная привязанность императрицы не была питаема достоинствами Потемкина, кто бы помешал отправить его в забвение на какую-нибудь захудалую должность? Да и великолепный Григорий Орлов, а связь с ним увенчалась рождением сына, не избегнул отставки.