– Осип приходил, – поведала она, – деньги мне зачем-то принес. Да все умолял зла не таить и в ноги кланялся, мол, виноват? Ничего не понимаю, барыня Анна!

– Я тебе объясню, если поклянешься, что в следующий раз, прежде чем деньги свои на ветер выкидывать, подумаешь хотя бы один раз. Если со мной что приключится, я должна быть спокойна, что ты живешь в довольстве и сытости…

Рассказ ее был коротким. Василиса выслушала, не произнеся не единого слова. Только по окончании всхлипнула. Но вскоре успокоилась, наскоро пообещав своей боярыне больше не верить первым проходимцам, как бы сладко они не пели. Хотя легкость, с которой была произнесена клятва, Анна нисколько не убедила. Она была уверена, что пройдет совсем немного времени, и Василиса найдет очередного пройдоху. История повторится, но большего Анна сделать не могла. Спасать карлицу от самой себя было занятием неблагодарным.

Огорченная предательством Осипа Василиса страдала недолго, в себя пришла быстро и уже на следующий же день выкатилась из дома на поиски нужной информации. Весь день отсутствовала и объявилась только к вечеру, радостно заявив задумчивой хозяйке:

– Я тебе человечка важного раздобыла, боярыня!

– Что за человек?

– Завтра узнаешь. Он, вернее она, после обедни ко мне наведается. Так уговорено.

Анна запаслась терпением. К Василисиным сюрпризам она привыкла. Кроме того, была научена, что у карлицы ничего заранее выведать не удастся. Поэтому махнула рукой на таинственную служанку и занялась более срочными делами. Василисин обещанный человечек оказался Маврой, ключницей бояр Беклемишевых. Анна сначала удивилась неожиданной гостье, но недоумения своего показывать не стала. Если Василиса была уверена, что встреча с ключницей будет полезна, то значит так оно и есть. Тем более приглашенная оказалась колоритной и привлекательной особой. Мавра была дородной и улыбчивой. Ну а язык у нее был без костей, тараторила как сорока-белобока, только успевай понимать, о чем речь идет. А Василиса не зевала, все подливала своей заветной наливочки, которая языки и гораздо посдержаннее развязывала.

Через час такого разговора, который и беседой-то не назовешь, потому что вещала в основном Мавра, а Анна, когда удавалось, вставляла пару слов. Но как ни направляла словесное извержение гостьи в нужное русло, пока ничего полезного молодой боярыне узнать не удалось. Сначала ключница токовала о кознях некоей Прасковьи Кузьминой, которая все прикидывалась услужливой да ласковой, но на самом деле якобы метила на ее, Маврино, место. Но, мол, и Мавра не лыком шита и так просто ее вокруг пальца не обведешь. Выставила хитрицу в два счета, та и оглянуться не успела, как боярыня ей от ворот поворот дала. Потом начала тараторить про боярыню, Марью Беклемишеву, мол, сурова, но справедлива. Даже сам боярин жениного нрава побаивается и в палатах паинькой ходит. Грозного воеводу дома не узнать, вокруг Марьи ласковым котишкой крутится и душенькой величает.

Анна слушала внимательно, хотя в душе начала было позевывать. В этот момент Мавра, наконец, начала рассказывать нечто более интересное.

– Ой, не завидую я Лыковым. Мы, слава Божьей матери, заступнице, от этих иноземцев проклятых избавилися! Хоть и боярин с боярыней печалуются, не поймут, чем не угодили, почему те съехали. А я вам скажу, рука Господня беду от нашего дома отвела!

– В чем же грех заморских мастеров привечать? – деланно округлила глаза Василиса, – они – люди в своих краях известные, да самим великим князем приглашенные. Какую же они беду могут принести, тем более дело богоугодное – церковь строить…

– Ты как хочешь, а я в эту церкву ногой не ступлю! Потому что дьяволы – они и в людском обличье дьяволы. Не хочу в геене огненной гореть!

– Что же такого дьявольского в братьях Альбинони? – удивилась Анна.

Мавра внезапно замолчала и пугливо огляделась по сторонам, словно кто-то невидимый мог подслушать их разговор.

– И не проси, не скажу! – сказала, как отрезала.

– Да ладно их, гостей заморских, – примирительно проговорила Василиса, – что про них зря языком трепать. Ты лучше вот этого вишневого меда откушай. Сладкий, и за душу как песня берет.

– Вот ты мастерица, на что наш Арсений дворовый знатные меды ставит и пиво варит лучше всех, а до тебя ему, как до неба, не долететь!

Что правда, то правда, Василиса была редкой мастерицей, и сколько нужных свидетелей без всякой на то просьбы выкладывали пуды нужной информации, откушав несколько чарочек удивительно вкусного и ароматного меда. Анна внутренне аплодировала своей мудрой помощнице и ждала продолжение. Она не ошиблась. Секрет занозой сидел в голове ключницы Беклемишевых. И после пары маленьких кубков у Мавры вырвалось:

– Ты вот не веришь мне, что Альбинони эти душу свою голубиную погубили, а сама не знаешь ничего.

– Да ну их, этих иноземцев! – махнула с притворным равнодушием карлица, – вовсе мне это все неинтересно.

Но Мавру уже распирало от желания поделиться.

– А я все равно скажу. Поганые они, срамные. Где ж это видано, чтобы мужик на мужика взбирался и нечистое дело вершил. Грех содомский и гоморрский! Господь за такое целый город спалил, и дома не пощадит, который греху такому потворствует.

– Ты имеешь в виду мужеложество? – спокойно спросила Анна.

– Тьфу, тьфу, нечисть, чтобы глаза мои не видели такого стыда больше, – сплюнула и перекрестилась дрожащая от отвращения ключница.

– Получается, что ты сама видела, – констатировала Анна.

– Видела, – подтвердила Мавра и продолжила заговорщицким тоном, – сначала конюх наш, Елизар, видел их, как милуются они с писцом этим, бесстыдником, Бориской Холмогоровым, которого изрезанным нашли, – перешла на шепот ключница.

– Кто милуется?

– Братец младшенький, Лоренца. Елизар сам не свой тогда на кухню пришел, плюется и мне шепотом рассказывает. Мол, в жизни такого бесстыдства не видел, чтобы мужик с мужиком как парень с девицей обнималися и целовалися. Я-то, прости Господи душу темную, не поверила. Елизар – хоть и конюх справный, да только бражку сильно любит. И с перебору чего только не рассказывает. Хотя удивительное дело: в тот день Елизар на пьяного был не похож.

– Может, со вчерашнего у него это было? – предположила Василиса.

– Я тоже так подумала, пока своими глазами не увидела. Сама не хотела, а увидела! Господи. Прости и помилуй, грешную, чтобы век больше такого не видать! – и Мавра осенила себя крестным знамением, перед тем, как заговорщицким тоном продолжить.

"Так уж и не хотела!" – улыбнулась про себя Анна, представляя дородную Мавру, приложившуюся глазом к незаметной щелочке в перегородке.

– В соседней с иноземцами светлице сундук перебирала и смех услышала. Странно мне это показалось. Перегородка дощатая, им-то неведомо, а только у нас везде где надо дырочки просверлены. О них ведомо только хозяевам и мне. Поэтому дай-ка, думаю, посмотрю, что за игры там такие. Увидела и чуть дух не испустила. Оба брата в одних исподних рубахах, а Холмогоров со своим дружком вообще в чем мать родила.