Тем временем в комнату проскользнула Василиса. Довольный вид карлицы говорил сам за себя. Маленькой служанке было что сообщить боярыне. Для начала она вернула серебряную монетку, про которую Анна приказала расспросить у менял.

– Вот, боярыня, все узнала. Монетка эта не из наших краев, а из литовских, и называют ее пенязем. Меняла-то сначала засомневался, больно потертая, а потом стеклышко странное достал, внимательно так поглядел и говорит, мол, ошибки никакой нет: пенязь это, в литовском королевстве хождение имеет, за один грош литовский десять пенязей дают.

Анна удивилась, откуда у Варовары мог оказаться пенязь? Да и пенязь, судя по всему, крупной монетой не был. Вспомнила, как сама семь лет назад, проезжая со свитой Софьи через литовское королевство, разменяла один флорин на целую пригоршню серебряных грошей. А тут за один грош давали десять пенязей. Отложила монетку в сторону и продолжила расспрашивать Василису, по торжествующему виду которой было заметно, что ее боярыня только в начале самых интересных открытий.

– Я везде покрутилась, – начала издалека Василиса. – Люди, сама знаешь, боярыня, много чего разного говорят. И везде и уши, и глаза имеются. Это так только кажется, что все-шито крыто, да только свидетели ненужные завсегда найдутся… – и она снова многозначительно замолчала, наслаждаясь нетерпением собственной госпожи.

– Говори, – улыбнулась Анна.

– Иван Мельников и Варвара полюбовниками были!

– Какими еще полюбовниками?

– А такими. Подъячий комнатку на постоялом дворе Гаврилы Крюка снимал, и Варвара к нему туда приходила!

– Где этот постоялый двор?

– На Троицкой дороге, прямо на выходе из города, третий двор от Таганки, а сразу следом за ним две лавки с хомутами и кабак. Я Гаврилу давно, еще со скоморошеских времен, знаю, частенько у него останавливались. Зашла к нему, как вчера обещала, про Марфу Бусыгину разузнать, а он мне и говорит, что не только сестра, но и сама Варвара у него частой гостьей была. Сказал и загоготал как жеребец, ну а потом про подъячего все как есть выложил.

– Подожди, подожди, – остановила ее Анна, – ты уверена, что они были любовниками или просто встречались?

– Гаврила свечу не держал, только по нему зачем еще бабе с мужиком встречаться?

– Тогда почему дворня про ссору Мельникова и Варвары рассказывала?

– Поссорились, может, ревность, а может еще чего не поделили!

Боярыня задумалась. Варвара и Иван Мельников?! С одной стороны, почему бы и нет. Покойная Варвара была женщиной привлекательной и нестарой еще, с Мельниковым они были примерно ровесниками, хотя подъячий был постарше, но, скорее всего, ненамного. Но что-то мешало ей поверить окончательно в связь помощника Лыкова и ключницы. Подумала и решила.

– Давай-ка завтра твоего Гаврилу проведаем, и я сама с ним поговорю.

– Отчего же не поговорить, – согласилась Василиса, – там и отобедаем, у Гаврилы пироги с потрохами знатные, его баба печет, и еще с яблоками и клюквой, на всю Москву первая пирожница! И делу хорошо, и Гавриле почет!

– А про Марфу ты узнала?

– Гаврила точно не знает, у него поденщик один работает, так вот этот поденщик – доверенный Марфы Бусыгиной человек! Через день должен вернуться, тогда Гаврила его и спросит.

– Отлично, – обрадовалась Анна и обняла карлицу, – а за работу тебе спасибо огромное, чтобы я без тебя, моя дорогая, делала!

– Это что я бы без вас делала?! В земле сырой бы лежала! – поправила ее Василиса, но Анна только отмахнулась.

– Сколько воды с тех пор утекло! Кстати, в Замоскворечье тоже завтра наведаемся, поговорим с вдовой купца Фомы Демина.

– А это еще зачем? – удивилась Василиса, – в такую-то грязь.

– Если в Москве грязи бояться, то по шесть месяцев в году дома сидеть надо, – справедливо возразила Анна. – На Троицкой дороге к Гавриле пироги есть грязи нету, а как к купеческой вдове идти, так уж и грязь появилась! – рассмеялась Анна. – Ничего, сразу после заутрени и отправимся.

– Ваша воля, тогда сначала в Замоскворечье, так и дело сделаем, и аппетит нагуляем, а потом к Гавриле, – широко зевнув, протянула Василиса. – Эх бы на ночь сказку послушать! А помните, как Варвара про «Девичьи зори» рассказывала, какая рассказчица знатная была! За душу прямо так и хватало! – мечтательно добавила она.

Анна поспешила согласиться.

– Хорошо на самом деле сказки сказывала, хотя не мне судить, я всех ваших легенд не знаю, и эту слышала в первый раз.

– И мне она была раньше не ведома, – призналась Василиса.

– Ты уверена? – удивилась Анна, – а мне казалось, что тебе все сказки известны.

– И на старуху бывает проруха, поэтому и говорю вам, что знатная была рассказчица!

* * *

С утра, не теряя времени даром, отправились в Замоскворечье. Несмотря на ранний час, ярмарка возле кремлевских стен была в самом разгаре, торговый люд зря время не терял. Повсюду толкался народ. Пирожники с аппетитно пахнущими лотками протискивались сквозь гомонящую толпу, предлагая свой товар. Зазывалы кричали во все горло, торговцы и покупатели били по рукам так, словно старались оставить друг друг без столь необходимых передних конечностей, воришки шныряли тут и там. Вооруженные стражники приглядывали за порядком, не обращая, впрочем, никакого внимания на ловцов мелкой дичи. Тут же орали во все горло одетые в разноцветные лоскуты зазывалы ярмарочных балаганов. Быстро добрались до искомой лавки. Купеческая вдова Ульяна Демина оказалась степенной женщиной лет пятидесяти с лишним. Говорила неторопливо, лавку свою расхваливала и о смерти Варвары сокрушалась. Но больше всего ее интересовала судьбы задатка. Мол, часть денег она уже и истратить успела, за домишко недалеко сама задаток дала, и пыталась справиться, не подождут ли Варварины наследники, пока она лавку заново продаст и тогда уж и расплатится. Так сам собой разговор зашел о Марфе Бусыгиной. Как только Демина услышала имя Марфы, тут же встрепенулась и округлила глаза.

– Неужто Марфа Варваре сестрой приходилася! Свят, свят, свят! – перекрестилась и добавила, – знать, неспроста Варвара умерла! С лукавым шутки плохи!

– Черт-то тут при чем? – строго спросила боярыня.

– А при том, – закивала головой Ульяна Демина, – все Замоскворечье знает, как Марфа калашника Богдана Еремина снадобьями своими заморила! Ведь какой знахаркой была, все к ней ходили, людей вылечила – не счесть! Да только не зря говорят, что много знать – беда, зазнается человек, и такой для лукавого легкая добыча!

– То есть Марфа отравила калашника, чтобы угодить сатане?

– А то как же!

Правда, на подробности купеческая вдова поскупилась, и стало ясно, что всего лишь пересказывает россказни других. Анне стало неинтересно, и она торопливо распрощалась. Больше ничего важного та сообщить ей не могла.