остаться в особняке, ведь у него тренировка с остальными рыцарями. Пусть сам решает, сопровождать или нет. Он всё равно слушает меня через раз.

Энн я специально ничего не сказала, помня о том, что она работала в первую очередь на герцога. Могла сдать, и тогда нам с Вольфом попадёт от “отца” уже всерьёз. Конечно, заранее подозревать Энн не хотелось, но лучше было перестраховаться. По крайней мере, герцог всегда откуда-то знал, как прошёл мой день, хотя я ему сама никогда об этом не рассказывала.

Побег прошёл без заминки, я вылезла на улицу через окно, никем не замеченная. У ворот меня ждал Вольф, лошадь и… плащ, который тут же мне вручили прямо в руки.

— Что? — сказал братец, поймав мой удивлённый взгляд. — Думал, я позволю своей сестре второй раз разгуливать по городу в домашнем платье?

— Я в этом платье хожу на занятия, — нахмурилась я.

— Всё равно накинь, чтобы тебя никто не узнал.

Пришлось согласиться. Вольф вывел лошадь за ворота, а я надела плащ с капюшоном. И только хотела выйти, как меня окликнули. И это был не Ролан.

— Госпожа, а вам разве можно уходить? — раздался голос Энн.

Глава 29

Я замялась, не зная, что ответить. Может, задобрить её пирожными?

— Энн, хочешь с нами в город? — вмешался Вольф. — Угощу булочкой.

Братцу, видимо, пришла та же мысль о взятке сладостями, но он пошёл дальше и решил взять горничную с собой. Тогда она точно не доложит герцогу.

— Хочу, — вдруг сказала Энн, прижав книгу к груди.

А… так она читала, наверное, у фонтана, и заметила нас. Вольф быстро привёл ещё одну лошадь для Энн, предложил положить её книгу в сумку у седла.

Затем продолжил показывать чудеса внимательности и галантности — помог мне сесть в седло. И сел тоже. Позади меня.

— Я думала, что поеду с Энн, — повернула я к “брату” голову.

Тот почему-то замер, а затем отстранился.

— Так надёжнее, она тебя не удержит, если ты вдруг свалишься, — отвёл он взгляд.

— Я не собираюсь падать.

— Спорим? — Вольф пришпорил лошадь.

Вот же жук! Пришлось вцепиться в седло и изо всех сил стараться не упасть.

Мы потрусили в центр города. Радовало только то, что братцу, похоже, тоже было неудобно: он ехал с прямой спиной и почти не шевелился. Пока добрались, моя нога успела затечь, а сама я изнывала от жары.

Но мучения только начались. Вольф полдня таскал меня разным лавкам и спрашивал: «И как, ты что-нибудь помнишь?». Энн молча топала за нами. Обычно нас встречали с приклеенными улыбками и слегка дрожащими руками. Я ничего не помнила, Вольф тоже ничего не объяснял, и мы ехали дальше.

Когда из булочной нас выгнали со словами «опять вы, я сказал же не возвращаться!», я запросила передышку.

— Последнее место и домой, — смилостивился Вольф.

— Молодой господин, — раздалось за его спиной.

Братец не ожидал, а возможно, вообще уже забыл про Энн, и вздрогнул.

— Это уже третья булочная, которую мы пропускаем, — не придав значения его реакции, продолжила горничная.

— У меня чуть сердце не замерло, не делай так больше. — Он сердито повернулся к ней. — Возьми деньги, купи себе что хочешь и иди к фонтану, мы будем там.

Но Энн, казалось, не слышала его. Она вдруг замерла и… растерялась?

— Сердце… замерло… из-за меня?

— Конечно! Ты меня когда-нибудь с ума сведёшь, — Вольф буквально впихнул ей монеты.

— Я свожу вас с ума? — это она пробормотала как-то неуверенно и прижала монетки к груди.

Так. Что она там успела начитаться в этой книге? Энн явно себе надумала сейчас что-то не то: вот, глазки потупила, украдкой Вольфа разглядывала… Надо будет с ней поговорить. А “брат”, ничего не заметив, взял меня за локоть и потащил дальше по улице.

Мы пришли к большому фонтану на площади. Вода лилась из глаз статуи женщины в длинных одеяниях, и прямо из постамента. Что-то в этом фонтане было смутно знакомым. Мне, кажется, рассказывали про эту статую на уроке истории, но я, видимо, посчитала это ненужным и забыла сразу же.

— Что-нибудь помнишь? — братец сел на бортик и провёл по воде рукой.

От этого вопроса я скоро начну икать.

— Нет, — я устало села рядом, с удовольствием отмечая, что рядом с фонтаном гораздо прохладнее. — А что я должна помнить? Может, наконец, объяснишь?

Вольф издал неловкий смешок:

— Это должно быть эмоциональным воспоминанием. Ты пыталась меня тут утопить.

— Наверняка ты первый начал, — задумалась я. Ни с того, ни с сего младших не топят, всегда есть причина: — Скинул меня в воду или обрызгал…

— Вспоминаешь? — с надеждой смотрел на меня Вольф. — В тот день отец купил тебе подарок, а мне сказал, что не заслужил. Ты была в фиолетовом платье под цвет глаз этого уб… кронпринца. Хвасталась, что, наконец, подобрала нужный оттенок.

Я покачала головой:

— Не помню. Просто догадалась.

Вольф, расстроившись, тяжело вздохнул. Возможно, надо было соврать. Я уже обманываю его, ведь я не его сестра. Чтобы заглушить совесть, я пообещала себе, что как-нибудь поеду в город без Вольфа и куплю ему подарок.

— Мне это платье не нравилось, — продолжил он, уже не глядя на меня. — Мы вот так же сидели рядом, ты разглядывала Нему. Я что-то спросил, ты не ответила, и мне захотелось тебя столкнуть. Прямо на глазах у отца я это и сделал. Ты сильно разозлилась и затащила меня в воду раньше, чем папа успел среагировать, не давала мне всплыть. В итоге папа тоже залез в фонтан и вытащил нас за воротники. Думаю, он спас мне жизнь. Я даже не обижался, что потом пришлось неделю брать дополнительные тренировки в качестве наказания.

— Я была настолько жестока? — я ужаснулась.

— Нет. Сейчас я понимаю, что нет. Но тогда мне казалось, что ты можешь меня убить, — грустно улыбнулся Вольф.

— Сколько нам было лет?

— Перед тем как отправиться в академию… — Вольф запрокинул голову. — Думаю, лет четырнадцать.

Я напрягла память и прикинула, что мама Вольфа уже год как сбежала в монастырь.

— Тяжело, наверное, тебе было, — я легко коснулась его руки.

— Да ладно, нормально, — он тепло улыбнулся. — Как и тебе.

Мы молча смотрели на воду, и под размеренный шум фонтана мои мысли потекли в другую сторону.

— Вольф, ты не знаешь, где все книги?

— Какие книги? — после паузы спросил он.

— Мои. Там пустые полки, ни одного романа не осталось. Видно же, что они были.

— Нам пора, пока отец не узнал, что мы