– Понимаете, погода в тех краях невероятно обманчива. Это ведь Крайний Север, поблизости расположен полюс холода Оймякон, – продолжал Дмитрий. – Лето короткое, и, просыпаясь утром, никогда не знаешь, что ждет тебя за стенами палатки – то ли прохладный северный летний день, как вчера, то ли приход суровой местной зимы.

Самолет забросил нас на место и улетел. Мы поставили палатку, пообедали консервами, начали готовиться к проведению исследований. Все это время я поглядывал на Надю и не мог понять, что с ней не так. Она как будто была чересчур возбуждена – на щеках горели алые пятна румянца, глаза лихорадочно блестели. Когда она наклонялась, чтобы подобрать что-то с земли, я замечал, что она как-то странно держит голову, словно ее мучает невыносимая головная боль. Но я, занятый организацией ночлега для своих подопечных, не обратил на это должного внимания.

Он снова замолчал и устало уронил лицо в ладони. Марии хотелось дотронуться до его плеча, но почему-то по застылой фигуре Дмитрия она понимала, что прикосновений он сейчас не вынесет. Тогда она просто передвинула стул поближе к нему и села рядом.

– Дмитрий, не рассказывайте, если так тяжело, – сказала она участливо.

Мария уже жалела о том, что вызвала Дмитрия на откровенность. Но тот лишь покачал головой.

– Нет, знаете, парадоксально, но мне становится как-то легче. Я ведь никогда никому об этом не рассказывал. Только на следствии… – невесело усмехнулся он. – Если только я вас не утомил своей болтовней.

– Не говорите глупостей, – нахмурилась Мария.

– Знаете, а вы похожи на нее. На Надю, – почему-то сказал вдруг Дмитрий. – Она бы тоже так сказала – не говори глупостей.

Он снова помолчал, и Мария осторожно спросила.

– Она заболела, да?

Он кивнул:

– Менингит… Где-то по пути подхватила вирус. Я подошел к ней спросить, все ли в порядке, а она уже вся горела. Виски – словно раскаленные. Не представляю, как она держалась на ногах. То ли просто не желала замечать свое состояние, то ли больше всего на свете боялась подвести товарищей.

– Ты с ума сошла! – заорал я на нее. – Ты почему не говоришь о своем самочувствии! Ты понимаешь, что ставишь под удар всю экспедицию, скрывая свою болезнь!

А она посмотрела на меня такими глазами! Понимаете, у нее глаза уже затуманились от жара… И сказала только:

– Прости…

И почти сразу потеряла сознание. Я сначала даже не понял, что с ней, думал, может, простудилась сильно, ангина, скарлатина какая-нибудь… Я же не врач. Но когда у нее начались судороги, Гоша сказал:

– Дима, это менингит. Ее нужно в больницу, срочно.

Больше он ничего говорить не стал, но я по лицу понял, что ситуация – смертельно опасная. Я… даже не испугался, нет. У меня внутри все как будто застыло. Все чувства отключились, и осталось только одно – в больницу, Надю нужно доставить в больницу. Любой ценой. Но самолет должен был прилететь только утром…

Всю ночь мы пытались как-то сбить температуру. Носили ледяную воду из озера, обтирали ее. Она изредка приходила в себя и просила пить пересохшими губами. А я молился – не знаю, каким богам, – чтобы они позволили ей дожить до утра, дождаться самолета. Самое сложное было не вскинуть ее на руки и не побежать к поселку пешком. Просто сидеть на месте и ждать. Клянусь, если бы у меня был хоть малейший шанс добраться с ней пешком, я бы сделал это, невзирая на то, сколько километров мне пришлось бы ее тащить на себе. Но я знал, что так она только скорее погибнет. Мы не дойдем. Нужно было ждать самолета.

Сколько раз я в ту ночь проклинал себя за то, что не послушался собственных предчувствий и взял ее в экспедицию, что не заметил сразу ее состояния – хотя это все равно ничего бы не изменило, жар у нее поднялся, когда самолет уже улетел. Сколько клялся, что, если она выживет, я никогда больше не выпущу ее из дома… Ее голова лежала у меня на коленях, тяжелая и горячая, как раскаленный уголь.

Утром меж ее запекшихся губ вырывалось уже только слабое дыхание. И тут я услышал гул самолета. Меня захватило такое облегчение. Мне казалось, мы справились, выдержали, теперь все будет хорошо. Я не знал, что, на самом деле, это было только началом.

Пилот приземлился, выгрузил часть припасов, и я бросился к нему, рассказывая о том, что у нас стряслось, и умоляя отвезти меня и мою больную жену в поселок, в ближайшую больницу. Подошли другие члены группы и подключились к разговору, подтверждая мои слова. Пилот, хмурый дядька в облезлой ушанке, слушал нас, угрюмо кивая.

– Вот что я вам скажу, други мои, – начал он, наконец уяснив ситуацию. – До поселковой больницы я вас доставить могу. Но обратно тогда сегодня уже не вернусь и остаток вещей не привезу. Только завтра. Как, устраивает вас такой расклад?

Я беспомощно обернулся на своих товарищей. Я понимал, что не могу требовать от них отказаться от собственных нужд в пользу моих. Продовольствия пилот привез совсем мало, что, если завтра по какой-то причине он прилететь не сможет?.. Но тут решительно вступил Гоша:

– Ну че за вопросы-то, шеф? Вези, конечно. Как прилетишь, так и ладно. Мы тут все взрослые мужики, не помрем авось пару дней.

– Ну дык как скажете, мое дело спросить, – развел руками пилот.

Теперь оставалось главное – объяснить ему, как поступить с Надей. Куда ее отвезти, что сказать врачам. Я понимал, что сам я, как начальник экспедиции, не мог полететь и бросить своих людей одних, без руководителя. И у меня внутри все рвалось от боли и ужаса – из-за того, что мне придется в такой ситуации доверить жену чужому человеку, оставаться в неизвестности. Но я знал, что иначе поступить просто нельзя. Я начал было объяснять пилоту, что нужно сделать, как в разговор снова вклинился Гоша.

– Теряем время. Ты вот эти все шокирующие подробности по дороге ему расскажешь.

– По какой еще дороге? – нахмурился я.

– По дороге в поселок, – доходчиво, как несмышленышу, объяснил он мне. – Пока лететь будете. Ты что же, Дим, правда думал, мы дадим тебе тут остаться, когда с женой такое? Давай, поезжай, меньше слов, больше дела.

И в ту же минуту я сорвался с места, побежал в палатку, подхватил Надю на руки и потащил ее к самолету. В это время пилот, нахмурившись, смотрел из-под ладони на бледное, ватное какое-то небо.

– Буран, похоже, идет, – пробормотал он.

Поверить в это было трудно – ведь вокруг зеленела трава. Но ему, местному, наверное, было виднее.

– Надо бы переждать… – куда-то в пространство бросил он. Потом посмотрел на меня, на Надю, беспомощно повисшую у меня на руках, и махнул рукой. – Ладно, авось успеем.

– Должны успеть, командир! – на прощание сказал ему Гоша.