– Заметил ли кто-нибудь из них в ту ночь нечто необычное?

– Ничего. Правда, один сельскохозяйственный рабочий сообщил, что примерно в два часа ночи увидел огонек в амбаре. Он подошел к амбару и несколько раз крикнул, пытаясь выяснить, есть ли там кто-нибудь. Поскольку ответа не последовало, он просто-напросто выключил свет и отправился спать. Утром, вернувшись в амбар, он обнаружил там теплую конскую попону и решил, что ночью в амбаре кто-то занимался любовью. Тогда он взял попону и отнес ее на конюшню.

– Домашняя прислуга, грумы и сельскохозяйственные рабочие отлично знали о романе принца и леди Оливии. За последние два года эта парочка неоднократно появлялась в Сефтон-Парке. Принц с Оливией даже оставили в конюшне своих лошадей, так как оба любили ездить верхом и всегда участвовали в охоте, которую устраивал сэр Джеймс. Принц проявлял необыкновенную щедрость по отношению к прислуге и грумам, но, говорят, был ревнив до ужаса – леди Оливии возбранялось разговаривать даже с конюхами. Все, впрочем, считали, что она от принца без ума, готова исполнить любое его желание и все свое внимание уделяла только ему одному. Все утверждали, что под влиянием принца она сильно изменилась, но никто не смог мне сказать, в чем именно заключались эти изменения. Говорили только, что когда Оливия приезжала одна, без принца, то без умолку смеялась, со всеми болтала, словом, становилась такой, как прежде. Миссис Мач призналась, что вся прислуга решила, будто иностранец – так они именовали принца – наложил на Оливию какое-то заклятие.

– Мне хочется взглянуть на найденную в амбаре попону, а вас прошу обыскать этот амбар сверху донизу. Позвоните также детективу Пайку в Оксфорд и попросите срочно прислать сюда экспертов.

Зазвонил телефон, и Хэрри поднял трубку.

– Я жду старшего следователя уже больше часа. Скажите, сколько еще времени мне тут сидеть? – раздраженно осведомился Джерри Хейвлок.

– Сию минуту спущусь. Прошу вас, мистер Хейвлок, извинить меня за то, что заставил вас ждать, – пробормотал Хэрри. Повернувшись к своим помощникам, он сказал: – Джерри Хейвлок – чрезвычайно нетерпеливый и самоуверенный господин. Возможно, в бизнесе он и преуспевает, но, на мой взгляд, не очень умен. Сейчас торчит внизу. Перспектива разговора о леди Оливии настолько его напугала, что он не смог усидеть дома и через четверть часа после моего звонка уехал. Предварительно, правда, велел жене вызвать адвоката – на тот случай, если ей в его отсутствие станут задавать вопросы личного характера.

– Наверняка он что-то скрывает, – заметила Дженни.

– С чего ты это взяла? – спросил Джо, вгрызаясь белыми зубами в бутерброд с колбасой и крутым яйцом.

– Он нервничает, грубит… решил, должно быть, что его поспешный отъезд произвел дурное впечатление. Сейчас, сэр, он сделает попытку объяснить свое поведение и по этой причине поведает о том, что делал в ту злополучную ночь, ну и, разумеется, расскажет о своих отношениях с леди Оливией. Его тяготит какая-то тайна, о которой он не хочет упоминать в присутствии жены. Тем не менее он из тех мужчин, которые места себе не находят, зная, что их в чем-то подозревают, и всячески стремятся оправдаться: с чистой совестью легче лелеять свое эго. Стало быть, сэр, он выложит вам всю свою подноготную, можете не сомневаться.

– Неплохо, очень даже неплохо, Салливан, – восхитился Джо.

Хэрри улыбнулся своей помощнице, которая восприняла его улыбку как знак поощрения.

– А миссис Хейвлок хоть на что-нибудь сгодилась? – спросила Дженни.

– О, это сама невинность, которая решает все свои проблемы простейшим способом: делает вид, что их не существует вовсе. Добрая, мягкая женщина, которую полностью контролирует мерзавец муж. Но, как это ни странно, в ней есть стержень, причем очень прочный. Несмотря на все мои старания, она сообщила лишь, что считает случившееся с Оливией трагедией и что леди Оливия была когда-то близка с их семьей, но это было давно. «Она бы к нам за помощью не обратилась. За последние несколько лет мы с ней едва ли парой слов обменялись. Могу вас заверить, что ни ко мне, ни к моим домашним леди Оливия со своими бедами не пришла бы». Вот что дословно заявила эта дама. И я полагаю, она сказала мне правду, вернее, то, что она принимает за правду. Что же касается, так сказать, объективной истины… Что ж, возможно, кое-что прояснится после того, как я допрошу ее мужа. Сейчас он, должно быть, в ярости, ведь его заставили ждать. Мне же только того и надо, – сказал Хэрри, поднимаясь со стула и направляясь к двери.

Снова зазвонил телефон, и он остановился:

– Если это меня, я подойду.

Поскольку к телефону требовали именно его, Хэрри вернулся к столу и взял трубку. Звонила Маргарет Чен:

– Старший следователь Грейвс-Джонс? Приглашаю вас и ваших сотрудников на обед. Скажем, часов в восемь. Вас устроит? Отлично. В таком случае до вечера.

Хэрри повесил трубку и окинул взглядом свою команду:

– Сегодня вечером нас приглашает на обед Маргарет Чен. Хотелось бы знать, что все это значит?

В самом деле все, казалось, встало с ног на голову. Подозреваемые наперебой зазывали к себе детективов. Не приходилось сомневаться: исчезновение Оливии произвело ошеломляющее воздействие на некоторых жителей Сефтона-под-Горой. Складывалось впечатление, что убийство принца по какой-то странной причине подкосило самые основы их существования. Известие о том, что хорошо знакомая всем леди оказалась способна с легкостью лишить человека жизни, а затем бесследно исчезнуть из того мирка, который все они знали и любили, заставило обитателей деревни по-иному взглянуть на себя и свою жизнь.

Старший следователь постепенно начал осознавать, что он, поставив под сомнение достоинства женщины, которая учила здесь всех тому, как любить и оставаться при этом свободными, тем самым подверг сомнению моральные устои всей местной общины.

Когда Септембер просила его за Оливию «отпусти ее с миром», она, в сущности, хотела сказать другое: «Отпусти с миром меня, отпусти с миром всех нас, дай нам возможность самим разобраться в наших прегрешениях и расплатиться за них». Из этого следовало, что здешняя элита, к которой относились обитатели Сефтон-Парка, рассчитывала остаться вне поля зрения общественности и правосудия и впредь при любых обстоятельствах. Детектив понимал устремления этих людей, но понимать не значило принимать. Хэрри, во всяком случае, их не принимал.

Его сердце разрывалось от любви к Септембер, его тело жаждало ее ласк, но желание схватить Оливию и передать в руки правосудия от этого не становилось менее сильным.

Хэрри отлично разбирался в том, что важно, а что можно оставить на потом. Еще раз напомнив Джо, чтобы тот проверил полученную из Южной Африки информацию, он спустился в паб переговорить с Джерри Хейвлоком.

В баре оставалось всего несколько человек – большинство посетителей выбрались на улицу и расположились под навесами. Джетро был у стойки и разговаривал с Джерри Хейвлоком. Стоило им увидеть Хэрри, как они замолчали.