замер — спит, откинувшись на спинку сиденья. Федорычу тоже смертельно хочется спать. Глаза у него слипаются, он моргает, трет покрасневшие веки. Клюнул носом и вдруг:

— Смотрите, кулики!

Недалеко от дороги, на маленьком озерце расхаживают белоснежные, длинноногие и длинноклювые птицы.

— Эх, обед ходит, в котелок просится. Стреляй! — громко шепчет Федорыч, притормаживая.

Охота уже разрешена. Ружье наготове под рукой. Виктор Николаевич прицеливается из окна машины. Грохнул выстрел.

Подбираем добычу. Художник продолжает сладко посапывать, хоть и пальнули у самого уха. Пожалуй, это к лучшему. Он противник всякой охоты: когда отправляемся выслеживать птиц, очень сердится и, если приносим трофеи, отказывается есть дичь. Однако рыбу ест с аппетитом, и мы часто подтруниваем над его непоследовательностью.

У Святогорской поднимаемся на восточный борт Тургайской ложбины. Позади в нежной дымке просвечивает противоположная терраса древней долины. Тургайский проход уходит на юг прямым рукавом. На плоской ступени, куда мы поднялись, бесконечными зелеными коврами развернулись пшеничные поля целинных совхозов. Пшеница высокая, но на удивление зеленая. Чем дальше на восток, тем хлеба зеленей и зеленей.

В районном центре Карасу заезжаем в гости к местному старожилу Костенко. Восемнадцать лет провел он на партийной работе в Казахстане. В Карасунском районе работает с 1952 года. Привык к степной жизни. На глазах у него рождалась новая целина.

— Главная беда у нас сейчас, — говорит он, — безводье. Чего только не делаем! Бурим на сотни метров — вода горько-соленая. Котлованы искусственные взрывчаткой делаем — удерживаем талые воды. Такой котлован влетает в десятки тысяч рублей. Бьемся, а воды все не хватает. Возим автоцистернами издалека. Золотая вода! Надоели вечные споры по поводу распределения водных пайков…

Зерна даем в двенадцать раз больше, чем прежде, а постоянное трудовое население увеличилось лишь вдвое. Каждый год привозим десять-одиннадцать тысяч проходных — сезонных людей. Было бы жилье и вода, избавились бы от текучки. Семейные охотно селятся на целине, если создаются тут необходимые бытовые условия. Одна надежда на водопроводы: получим воду — избавимся от многих бед.

Костенко рассказывает о колебаниях урожая. В благоприятные годы район дает больше двадцати миллионов пудов товарного зерна, в неблагополучные — вдвое меньше.

— Случается, и на семена только-только собираем…

Сейчас на поднятой целине необходима высокая культура земледелия, агротехника, рассчитанная на уничтожение засухи, лучшие сорта зерновых культур, разумный севооборот с бобовыми предшественниками, обогащающими почву азотом, удобрения, поливное земледелие, обводнение пастбищ, сады и лесные полосы, высокая культура быта. Все это — близкий день целины.

Слушаем Костенко, и ясно видится главное направление в сегодняшнем строительстве. Жизнь требует комплексного решения задач сельского хозяйства целины.

Распрощавшись с Костенко, спускаемся на юг, вдоль Койбагора. Это озеро может служить природным барометром. Койбагор чутко отзывается на климатические изменения — то поднимая, то снижая свой уровень. После пятидесятого года, когда уровень воды был высок, наступили сухие годы. Озеро мелело на глазах, сокращало свое зеркало. Последние несколько лет падение уровня приостановилось, и озеро стало возвращаться к прежним отметкам.

В 1960 году осадков в летние месяцы выпало вдвое больше среднегодовой нормы, и вода достигла уровня пятидесятого года. Периодически изменяют свой уровень большинство озер Целинного края. Известно, например, что озеро Кушмурун в семидесятых годах прошлого века было полноводным. К середине девяностых годов оно высохло, и дно его превратилось в растрескавшийся солончак. Сейчас оно снова наполняется. Если понаблюдать хорошенько за жизнью Койбагора и Кушмуруна, вероятно, можно будет предсказывать его поведение, научиться заглядывать в будущее, вовремя предупреждать о наступлении череды засушливых лет…

Асфальтовая магистраль ведет на станцию Койбагор. Где-то совсем близко, у автотрассы расположена центральная усадьба Кушмурунского совхоза. Вот и дома большого поселка, выстроились в длинные улицы на ровной степи. Указатель на столбе: «Кушмурунский совхоз». Съезжаем на грунтовую дорогу.

Минуя центральную усадьбу, пробираемся по степной стежке через какие-то балки и насыпи к поселку второго отделения — там работала Лена. Но… ее в поселке не находим. Недавно она вернулась с далекой Тургайской целины и несколько дней назад, получив недельный отпуск, укатила в Москву.

Рассказывает об этом Зина — невысокая белокурая девушка с живыми серыми глазами. Это подруга Лены. Вместе они приехали из Москвы, вместе прожили несколько лет в совхозе, вместе ходили в поход на Тургайскую целину.

— Было здорово… Все совхозы кустанайские послали туда по колонне тракторов и автомашин, по отряду механизаторов. Двинулись в поход, как на войне, с палатками, продовольствием, походными кухнями. Сотни тракторов пошли в наступление. Кругом была дикая степь — ни души на сотню километров. На озерах стаи диких гусей, уток, журавлей… А в ковылях — стрепеты, дрофы, степные орлы. Забелели палатки, заурчали тракторы. Ночью вся степь в огнях фар. За полтора месяца триста тысяч гектаров целины подняли. Вот память о походе осталась…

Зина раскрывает загорелую ладошку. На руке не хватает пальца.

— Машиной отхватило, — спокойно говорит она.

Хочется девушке сказать что-то хорошее и доброе. Обветренная, смуглая, маленькая, она щурится от яркого степного солнца и как-то застенчиво улыбается. Достает из кармана сложенную бумагу.

— Вот, — протягивает телеграфный бланк, — получили сегодня из Москвы от Лены. Ленку в Москве не уговорили! — смеется девушка, — обратно едет. Послезавтра будет в три часа ночи на станции Койбагор. Оставайтесь у нас подождете… Совхоз посмотрите и Лену встретите. Народ у нас хороший…

Костенко посоветовал нам заехать к соседям — посмотреть созвездие целинных совхозов. Пока поедем туда, а послезавтра вернемся в Прикушмурунскую степь, встретим Лену на станции Койбагор. Прощаемся с девушкой.

Пробираемся между огромными полями пшеницы. В этом году она вымахала по грудь человека, но вся стоит еще зеленым-зелена, хоть и пришел август — месяц жатвы. Над пшеничными коврами переливается необычно яркая радуга. Мы словно въезжаем под цветную хрустальную арку.

В ГОСТЯХ У ФРАНКА

На заре нас будит близкий рев самолета. Неподалеку раскинулась усадьба крупнейшего целинного совхоза «Железнодорожный». Слева от палатки — шеренга комбайнов. Еще рано, но комбайнеры и механики