Родди встал и начал беспокойно метаться по комнате.

– Что я могу сказать? Все случившееся так абсурдно, такнелепо! Чтобы Элинор – Элинор, которую я знаю с детских лет! – опустилась доотравления! Это же просто смешно и отдает дешевой мелодрамой! Но как, чертпобери, объяснить это присяжным?

– И вы считаете, что мисс Карлайл не могла совершить ничегоподобного? – бесстрастным тоном поинтересовался Пуаро.

– Ну конечно! Тут просто не о чем говорить! Элинор –утонченное создание, она умеет держать себя в руках, она вообще оченьсдержанна, в ее характере нет и намека на жестокость. Она умная, чуткая –никаких низменных страстей. Но эту дюжину тупоголовых присяжных запросто можнозаставить поверить во что угодно! И, в конце концов, надо реально оцениватьситуацию: ведь им совершенно наплевать на то, что собой представляетподсудимый; для них главное – показания свидетелей. Факты, факты и еще разфакты! А факты – против нее!

Эркюль Пуаро задумчиво кивнул.

– Мистер Уэлман, вы человек умный и крайне восприимчивый.Факты действительно против мисс Карлайл. Но то, что вы о ней говорите – а выведь хорошо ее знаете, – никак не вяжется с тем, в чем ее обвиняют. Так что жетогда произошло на самом деле? Что могло случиться?

Родди горестно развел руками.

– В этом-то и загвоздка! Просто какая-то чертовщина! Ведь немогла же это сделать медсестра?

– Она вообще не подходила к блюду с сандвичами – ядосконально это проверял, и подсыпать что-то в чай тоже не могла, ведь тогдаона и сама бы отравилась. И потом, зачем ей было убивать Мэри?

– Зачем вообще кому-то понадобилось убить Мэри Джерард! –воскликнул Родди.

– Вот тут я пока ничего сказать не могу, – признался Пуаро.– Никто не желал смерти Мэри Джерард. (Мысленно он добавил: «За исключениемЭлинор Карлайл».) Из чего должен следовать логический вывод: Мэри Джерард никтоне мог убить! Но это, увы, не так. Она не просто умерла, она была убита! – И ончуть-чуть напыщенно процитировал:

Могила домом стала ей,

И свет во мне погас.[27]

– Простите?

– Вордсворт, – пояснил Эркюль Пуаро. – Я часто егоперечитываю. Быть может, эти строки выражают то, что вы чувствуете?

– Я? – Родди принял гордый и неприступный вид.

– Виноват… вы уж меня простите! – попросил Пуаро. – Оченьтрудно быть детективом и оставаться при этом истинным сагибом[28]. У вас, уангличан, существует одно очень удачное выражение: «Есть вещи, о которых неговорят». Увы, детективу приходится о них говорить! Он вынужден задаватьвопросы, вынужден вмешиваться в личную жизнь людей, в их чувства!

– Неужели это столь необходимо?

– Ну а как иначе прикажете уяснить положение дел? –решительно, но несколько смущенно спросил Пуаро. – Так что давайте быстренькоотделаемся от неприятных тем, и тогда можно будет больше к ним не возвращаться.Для многих тут не секрет, мистер Уэлман, что вы были увлечены Мэри Джерард. Выподтверждаете это?

Родди рывком поднялся и, подойдя к окну, стал теребить кистьшторы.

– Да, – наконец произнес он.

– Вы были в нее влюблены?

– Видимо, да.

– И ее смерть разбила ваше сердце…

– Я… я полагаю… я имею в виду… ну, в самом деле, мосьеПуаро…

Он повернулся – сплошной комок нервов, страшно уязвимое,загнанное существо…

– Если бы вы мне могли рассказать… только чтобы прояснитьситуацию… лучше бы нам сразу покончить с этим.

Родди Уэлман опустился в кресло и, не глядя на Пуаро,заговорил резкими, отрывистыми фразами:

– Это… трудно объяснить. Да и надо ли?

– Ну нельзя же постоянно прятаться от жизни и от – увы! –неизбежных неприятностей! Вы сказали, что «видимо» влюбились в девушку. Вы что,в этом не уверены?

– Я не знаю… Она была так хороша… Как сама мечта, как сон…Да-да, именно мечта! Что-то совсем нереальное! Все это… когда я впервые ееувидел… мое… ну, мое увлечение ею… Это было похоже на какое-то безумие! Атеперь… теперь все прошло… Будто ничего такого и не происходило.

– Понимаю… – кивнув, сказал Пуаро и добавил: – Вас ведь небыло в Англии, когда она умерла?

– Да, я уехал за границу девятого июля и вернулся первогоавгуста. Телеграмма Элинор следовала за мной из города в город. И как только яее все-таки получил – сразу помчался домой.

– Это известие, наверное, было для вас большим потрясением.Ведь у вас к этой девушке было серьезное чувство.

– Ну почему так происходит? – В голосе Родди прозвучалигоречь и гнев. – Ни с того ни с сего на тебя вдруг такое обрушивается… То, чеготы просто не мог представить!

– Увы, такова жизнь! – изрек Пуаро. – Она не позволяет намустраиваться так, как нам удобно. Она не позволяет нам укрыться от эмоций иподчиняться исключительно разуму, а не сердцу! Мы не можем приказать себе: «Ябуду чувствовать то-то и то-то, и не больше». Жизнь, мистер Уэлман, отнюдь невсегда логична!

– Похоже на то… – тихо согласился Родерик Уэлман.

– Весеннее утро, девичье лицо – и весь твой привычный образжизни летит к черту. – Родди вздрогнул. А Пуаро уточнил: – Иногда наспривлекает не только лицо, но какое-то внутреннее обаяние. Что вы знали о МэриДжерард, мистер Уэлман?

– Что я о ней знал? – грустно переспросил Родди. – Не так ужмного, теперь я это понимаю. Она была милой и, как мне кажется, нежной… но, всущности, я ничего о ней не знаю, ничего… Вот почему, наверное, я не ощущаю еепотери…

Его враждебность и настороженность теперь исчезли. Онговорил просто и естественно. Эркюль Пуаро всегда умел мастерски преодолеватьнедоверие собеседника. Родди, казалось, даже почувствовал некоторое облегчение,получив возможность отвести душу.

– Милая… нежная… не очень умная. По-моему, впечатлительная идобрая. И еще в ней была утонченность, которую не ожидаешь найти у девушки изее сословия.

– Некоторые девушки, часто сами того не желая, наживают себеврагов. О ней такое можно сказать?

Родди решительно замотал головой.