стрелу на цель приметную да пальцы отпустил. Глухим звоном отозвалась тетива, полетела стрела и впилась куда надо. В смысле, куда метил Иван Царевич, а вот надо ли – это вопрос отдельный, потому как кусты зашевелились, грозно зашуршали, ходуном заходили, завозилось в них что-то крупное. Рев страшный пронесся над чащей лесной, обиды преисполненный, и осознал Иван Царевич, не кабанчик то вовсе и даже не кабан, а кабанище, если круче не сказать! А правильнее – медведище!

Догадка страшная Ивана Царевича прояснилась, как только кусты расступились, раздались в стороны, и из малинника вывалился огромный медведь: ревет, задними лапами топочет, передними машет, когтищами загребает, а зубы в пасти – не приведи господи!

Чует Иван Царевич, волосы у него на голове зашевелились, дыбом встают, холодок противный ощутил – приятно, конечно, в жар летний, но не прохлада желанная то вовсе, а ледяное дыхание смерти близкой. Выпустил Иван Царевич из руки лук свой, на колени упал:

– Прости, медведьюшка! Ошибочка вышла. Не хотел я тебя ранить – оскорбить, – и глаза закрыл, к смерти лютой приготовился.

– Гнусный человечишка, – проревел медведь, – почто подлый удар нанес, сознавайся, не то смерть тебе лютая выйдет!

И до того речь медведева неожиданной оказалось, что Иван Царевич даже бояться перестал, на медведя во все глаза уставился, не послышалось ли ему? Виданное ли дело, чтобы медведи разговаривали!

А медведь знай себе, когтями загребает, лапами топочет, стрелой помахивает, в заду пушистом торчащей.

– Чего молчишь? Тебя спрашивают!

– Так я это… того… – прочистил горло Иван Царевич, с мыслями собираясь. – А разве медведи разговаривают?

– А чего ж я, глупее тебя, что ль? – взъярился медведь пуще прежнего, подцепил когтем Ивана Царевича за шкирку да к глазам поближе поднес, чтоб лучше разглядеть.

– Ой, не ешь меня, Михайло Потапыч! – в ужасе закрылся руками Иван Царевич. А из пасти медведевой несет – не продохнуть.

– Откуда имя-отчество мое знаешь? – подивился медведь.

– Так ведь… – Иван Царевич хотел сказать, мол, вас, медведей, все так величают промеж людей, но передумал. – Молва о вас идет.

– Какая еще молва? – опустил тяжелые брови медведь.

– Хорошая, исключительно хорошая! Добрый вы, сказывают, и говорить могёте. Я почему удивился-то? Слыхал про вас, а вот увидеть в первый раз, поди, довелось. Рад, так сказать, познакомиться.

– А вот я не особенно! – тряхнул медведь Ивана Царевича. – Почто оскорбление нанес, спрашиваю?

– Ошибочка вышла, Михайло Потапыч! Смотрю, в кустах кто-то возится. Решил, кабанчик.

– Кабанчик? – Брови медведя взлетели на скошенный лоб. – Ты кого это кабаном обозвал, прыщ негодный!

– Говорю же: обознался!

– Зрением, что ль, слаб?

– Желудком пуст. Вот всякое и мерещится.

– Ну, коли так… – Медведь почесал когтищами лоб и опустил Ивана Царевича на траву. – Стрелу свою вытащи!

– Ага! – обрадовался Иван, обежал медведя, ухватился за древко да ка-ак дернет.

– Ой-ей-ей! – взвыл медведь дурным голосом, за зад лапищами схватился и ну вертеться. Иван Царевич едва к кустам отползти успел – растоптал бы его Михайло Потапыч и не заметил.

Повертелся медведь, покрутился, встал и глазищами вращает, зад саднящий когтями почесывает.

– Каба-анчик! – протянул он. – Да если б тут кабанчики водились, жрал бы я эту малину. Тьфу! – сплюнул медведь в сторону кустов. – Совсем изголодал. Во, глянь! – Он приподнял лапами свое огромное пузо и колыхнул им. – Кожа да кости.

– Это да, – на всякий случай не стал спорить Иван Царевич, хотя на этот счет был несколько иного мнения: медведь ни с какого боку на доходягу не походил, особо в профиль.

– Каба-анчик, – повторил медведь. – Чего в лесу бродишь, чего ищешь?

– Кощея ищу, – вздохнул Иван Царевич.

– Коще-ея, – опять взлетели брови медведя. – А разве… – Михайло Потапыч затравлено огляделся по сторонам. – Разве он тут?

– Да кто его знает, где он. Может, тут, а может, еще где, – осмелел Иван Царевич. Медведь-то и вправду не шибко злой попался. Так, больше страху нагонял.

– Знаешь, дела у меня срочные. Пойду я, – все еще оглядываясь, медведь опустился на четыре лапы. – Бывай, прыщ.

– Я не прыщ. Я Иван Царевич.

– Тем более бывай, – буркнул медведь.

– Да постой ты, – махнул ему рукой Иван Царевич. – Нет его здесь.

– Нет? – обернулся медведь и повел ушами.

– Чего ему в лесу делать-то, Кощею ентому?

– Так чего же ты мне мох на уши лепишь? – рассердился Михайло Потапыч.

– Это вроде как лапшу?

– Это вроде как мох. Зеленый такой, мягкий.

– Да знаю я, что такое мох. Ты лучше скажи, чего это ты так испужался?

– Я? – Медведь опять встал на задние лапы и когтем ткнул себя в грудь.

– Ты.

– Я никого не боюсь! – прорычал медведь так, что у Ивана Царевича уши заложило. – Да я…

Иван Царевич повертел пальцем в правом ухе, поморщившись.

– Не ори, – говорит. – И без твоего рыку мозги набекрень, не знаю, куда идти да за что хвататься.

– В берлогу иди, выспись – и все пройдет, – зевнул медведь, почесав свалявшуюся шерсть на груди когтищами.

– Нельзя мне… в берлогу, – повесил голову Иван Царевич.

– Что так? – заинтересовался Михайло Потапыч. – Выгнали? Правильно, шубутной ты, стрелами еще балуешь.

– Да при чем тут «стрелы» и «выгнали», – отмахнулся от него Иван Царевич. – Горе у меня.

– Да ты не тужи шибко, может, где кабанчик и отыщется еще. Лес большой.

– И кабанчик ни при чем!

– Так ты ведь есть вроде как хотел?

– Невесту у меня Кощей украл! А ты ко мне со своим кабанчиком паршивым привязался.

– Вон оно как! – раскрыл пасть медведь. – Тады конечно.

– Что – конечно?

– Ну как что? Гад он, Кощей этот.

Медведь доковылял до сидящего на травке Ивана Царевича и присел рядышком. Сидят, молчат, травинки-цветочки разглядывают.

– Чего сидим? – первым не вытерпел медведь.

– Думаем.

– О чем?

– Как Василису выручать, и где вообще ентот Кощей проклятый живет.

– Знаешь, шел бы ты лучше к себе в берлогу.

– Домой.

– Чего?

– Дом у меня, говорю, а не берлога.

– А в чем разница? – почесал когтями макушку медведь.

– Ты прав: разницы никакой. – Иван Царевич хлопнул себя по коленкам и поднялся. – Пойду я, Михайло Потапыч.

– Куда?

– Туда, к Кощею, – мотнул головой Иван Царевич.

– Совсем того? – Медведь выкатил глаза и покрутил когтем у виска.

– А что делать прикажешь? Люблю я.

– Кого?

– Невесту!

– Фу-у! А я уж подумал…

– Да ты чего, травы какой дурной объелся али малина перебродила?

– Да разве поймешь, чего у вас, у людёв, на уме. Вы все… немного того: вечно чего-то странного хотите, за чем-то гонитесь, куда-то спешите.

– А что нам, в кустах сидеть, пузо отъедать? – разозлился Иван Царевич. – Ладно, прощай!

– Да погоди ты!