Но, твою ж мать! Он возненавидел сейчас весь прошлый Машкин опыт, всех, кто был до него, кому Марьяша вот так же открыто и очаровательно улыбалась, целовала, для кого стонала.

– Я же пошутила, Саш, – негромко произнесла Маша, а красивая улыбка померкла.

Алек смотрел на девушку, лежавшую под ним. Упираясь в матрас руками, пытался уговорить себя, что прошлое не изменить. Но будущее – можно. Что Марьяша теперь вся только его. И никому он не позволит и пальцем ее коснуться. А все прошлое – в прошлом.

Помогало плохо. Уговоры не действовали. И мужчина сцепил зубы, чтобы не вспылить. Не время сейчас. И не место.

У них всего пара часов на встречу. Он итак с трудом вырвался. Ради Марьяши. И он соскучился. Дико. Слишком давно не слышал, как она зовет его по имени. Как стонет ему в рот. Как царапает его кожу короткими ноготками в моменты оргазма.

– Я все поняла, Александр Олегович, – произнесла вдруг Марьяна и попыталась выбраться из-под него. Он не позволил, лишь крепче вжался бедрами в девичий живот, а Маша продолжила говорить, – Нечем мне вас удивить. Малолетка ведь.

Маша надавила на его плечи сильнее. А он рвано дышал, подмечая каждую мелочь.

Распахнутую блузку темно-синего цвета. Кружево лифчика в тон. Молочные полушария. Тонкую золотую цепочку, скатившуюся к шее. Плоский, подрагивающий живот. Тонкий поясок на темной юбке, которая уже задралась настолько, что было видно и кружево трусиков. Вроде бы Маша была все еще одета, но от жадного мужского взгляда и рук ничто не укрылось. А острые соски так и молили вобрать их в рот.

И глаза… В них просыпались гнев и негодование. Отчего Алека шибануло новой волной возбуждения. Но мужчина все еще не двигался. Смотрел. Тонул в ней.

– Опыта нет. Хреново. Слезь с меня! – с обидой в голосе потребовала Марьяша, а Алек, наконец, очнулся.

– Повтори, – сипло приказал Фальковский.

Он видел, что Маше не понравился тон. Но мужчина не мог ничего с собой поделать. Едва справлялся с эмоциями, незваными и совершенно неожиданными.

– Слезь с меня! – зло повторила Марьяна.

– Не то, – Алек тряхнул головой и приподнялся еще выше, чтобы иметь возможность рассмотреть Машу всю, целиком. Невероятно красивую и растрепанную. Всю его. Желанную и идеальную.

– Хреново? – несмело предположила Маша, но все еще обижаясь.

Алек вновь тряхнул головой. Кончиками пальцев коснулся румяной щеки. И дальше, ниже, порхая по девичьему телу.

– Опыта нет? – продолжила говорить Маша вопросительно и неуверенно.

– Это правда? – глухо спросил Алек, а его рука уже легла на плоский живот. Подрагивающий и напряженный. Однако мужчина не торопился. Невесть откуда взялись и силы, и терпение. Темные властные глаза жадно сверлили растерянные и обиженные. И Алек сам же ответил без капли сомнения, – Правда.

Маша попыталась отвернуться. Какие мысли витали в ее хорошенькой юной головке? Алек толком не знал. В своих бы разобраться. Но это все после. Потом. Сейчас были дела поважнее. Гораздо важнее. Жизненно-важные.

– Помоги мне с твоим нарядом, Марьяша, – сипло попросил Алек и все же склонился ниже, коснулся ртом плоского живота, втянул носом дивный аромат своей идеальной и удивительной девушки, – иначе порву что-нибудь случайно.

Маша промолчала. Но как только Алек отстранился и позволил ей сесть на краю постели, девушка медленно начала расстегивать оставшиеся пуговицы на блузке, рукавах, юбке.

Алеку казалось, что Машка мстит ему. Тянет время. Испытывает его терпение.

Нет, ну это же караул просто. Так и до срыва недалеко.

Дрогнувшими руками Алек подхватил свой телефон со стола, быстро щелкнул фото бирки с указанием размера на блузке Марьяши, скинул фотку Ржавому, надеясь, что друг все правильно поймет и со всем разберется.

– Ты что творишь?! – возмутилась Марьяна, когда Алек, нетерпеливо зарычав и выругавшись, дернул девушку на себя.

Спустя миг, Тахирова уже вновь лежала под ним. В одном белье. С растрепанными по подушке волосами. Недовольством в глазах. Пунцовыми щеками.

– Моя любимая юбка, – фыркнула она, – была.

– К черту ее, Марьяша! – пророкотал Алек и перестал играть в благородство.

Его руки, наконец, добрались до заветной цели. Его рот пленил девичьи губы, глотая стоны.

Алек судорожно и жадно выдохнул, только когда окунул пальцы в тугое, влажное лоно. А Марьяна задрожала в ответ. Горячая, невероятно тесная, отзывчивая. Она убивала его каждым стоном, каждым поцелуем – прицельно метким выстрелом прямо в голову. И в сердце.

– Саш! Са-ша! – стонала Марьяша, когда он обхватил ладонями упругие ягодицы. И воздух наполнился ароматом ее удовольствия. И страсти.

Марьяша извивалась в его руках, царапала, пыталась притянуть за шею ближе. Но Алек продолжал дарить ей удовольствие, от которого и сам летел в бездну.

Она дрожала в его руках. А он жадно и алчно отбирал каждую каплю, что она дарила ему. И когда стоны переросли во всхлипы, Алек понял, что и сам уже на пределе. Пусть и был все еще в белье. Отчего испытывал дикий дискомфорт. Член пульсировал и требовал лишь одного – оказаться там, глубоко, где только что были его пальцы и язык.

На самом деле, сложная задача. Марьяша была невероятно хрупкой, миниатюрной, узкой, а он – половой, мать его, гигант.

– Маленькая моя, – жадно выдохнул Алек прямо в губы, а Маша крепче обвила его своими тонкими и нежными руками. Обняла, окутала собой.

Алек медленно толкнулся, безошибочно отыскав максимально удобное положение. Марьяша удивленно вскрикнула. Прогнулась в его руках, подстраиваясь под первое проникновение. И шире развела бедра, с готовностью принимая его в себя.

– Марьяша…, – судорожно выдохнул, простонал и замер, а хотелось рвануть глубже, до предела, хотелось отпустить себя, хотелось со всей дури вколачиваться в податливое тело единственной нужной ему женщины.

– Хорошо…. Все хорошо… Саша…, – шепнула она в ответ и ласково, несильно, едва ощутимо прихватила зубами его нижнюю губу. Укусила.

Он охренел от этого. Ведь ничего особенного не случилось. А его … уже…

Он не помнил, что было дальше. Его трясло так, что весь мир дрожал перед глазами. И только Маша была четким ориентиром в той бездне, где он оказался.

Жадные руки стискивали, ласкали, сжимали упругие ягодицы и тонкую талию. Алчные губы упивались острыми сосками и молочными, нежными полушариями. Он хотел больше, быть глубже, теснее. А Марьяша стонала в ответ. Позволяя ему все, чего бы он ни захотел.

В какой-то момент Алек понял, что распластал свою малышку на постели. Заставил упереться ладонями в матрас, приподнял ягодицы, покрывал жадными поцелуями точеную спину, тонкие косточки позвонков, узкую талию.

Он глубоко, до самого основания, до влажных шлепков вновь и вновь