— Как — что? — в свою очередь удивился Саша. — Нам Алла Никитична еще в первый день сказала, что мы должны присутствовать на всех вскрытиях отделения, к которому мы прикреплены и отражать это в еженедельных отчетах.

Доцент Сторошкевич в самом деле сказала такое, но подавляющее большинство ординаторов пропустило это мимо ушей. Если выполнять все, что требует кафедра, то сдохнешь с устатку. Выполнялось лишь то, за чем строго следили. К примеру, все ординаторы в обязательном порядке должны были присутствовать на Комиссии по изучению летальных исходов, которая сокращенно называлась КИЛИ, а на жаргоне — «килькой». На этих заседаниях разбирались смерти пациентов и качество обследования и лечения. Страшила присутствовала на каждом заседании в качестве представителя кафедры и заносила всех присутствующих в свой молескин. Отсутствующих ждало наказание — устный выговор плюс написание реферата по случаям, разбиравшимся на заседании. Лучше часок покемарить в задних рядах, чем битых три часа писать реферат. А вот на вскрытия Страшила не ходила. Стаканычу же было совершенно до лампочки, кто пришел к нему в качестве наблюдателя. Он требовал только одного — не лезть с вопросами под руку. Спрашивать разрешалось только после завершения процесса. Но можно было вообще не спрашивать, поскольку любимым ответом Стаканыча было: «прочтите в учебнике!».

— Алла Никитична права, — сказал Максим Семенович. — Присутствовать на вскрытиях очень полезно. Но сегодня случай совершенно неинтересный, а у вас в отделении много работы. Сегодня планируется большой перевод из реанимации…

— Так это после двенадцати, — напомнил Саша, — а сейчас всего десять. В своей палате я обход сделал, а если что, то меня подменит Жужель, я с ним договорился.

Чего доброго, заведующий решит сделать «ход конем» — позвонит втихаря старшей медсестре и велит срочно вызвать Сашу в палату. Это очень просто сделать: «Ой, мне не понравилось, как выглядит ваш Туханин! Губы синюшные и цвет лица какой-то не такой. На всякий случай я велела девочкам срочно снять кардиограмму, вы уж разберитесь!». Но сегодня очень удачно в отделении появился Кирилл, который показывался здесь не чаще двух раз в неделю. Его пропусков никто словно бы и не замечал, ни Сторошкевич, ни Карманова, ни заведующий отделением. Палату, которая считалась кирилловской, на самом деле наблюдала Цорохова и никакого недовольства по этому поводу не высказывала. Попробовал бы Саша сбагрить ей свою палату… Попробовал бы Саша прогулять хотя бы один день без уважительной причины…

— Ты Пряник, счастья своего не понял, — сказал ему однажды Кирилл. — Надо было в Туле ординатурить, где у твоих предков все схвачено. Жил бы как я, вольготно и припеваючи.

Разумеется, Саша и в Туле не позволил бы себе такого наплевательского отношения к делу. Но в главном Кирилл был прав — надо было не «выеживаться раком» (одно из любимых выражений Алены), а учиться дома. Эх, если бы молодость знала, если бы старость могла, как говорят французы.

Кирилл сразу же согласился «взять на себя» Сашину палату, но спросил, с какого перепуга ординатор Пряников собрался идти на вскрытие «чужого» пациента. Саша честно поведал приятелю о своих намерениях. Кирилл захотел составить ему компанию — один свидетель хорошо, а два лучше, но Саша попросил его остаться в отделении, и в нужный момент кое-что сделать.

— А ты, Пряник, оказывается, великий интриган, — сказал Кирилл. — Вот кто бы мог подумать!

— Жизнь научила, — усмехнулся Саша.

Перед началом вскрытия Максим Семенович провел пару минут в кабинете Стаканыча. Саша испугался — уж не перенесут ли они вскрытие на другое время? — но, заглянув в секционный зал, успокоился. Санитар уже сделал все, что ему было положено делать к приходу врача — извлек органокомплекс[35] и головной мозг. Органы были разложены на столе, ближайшем к тому, на котором лежало тело. В ожидании Стаканыча санитар деликатно курил в открытую форточку.

— Фартучек не забудьте, — сказал он Саше, указывая рукой на вешалку, стоявшую возле двери. Там висели клеенчатые фартуки, из карманов которых выглядывали нарукавники.

Стаканыч и Максим Семенович пришли в тот момент, когда Саша расправлял надетые нарукавники.

Наружный осмотр тела при отсутствии каких-либо наружных повреждений, обычно занимает не более трех минут, но Стаканыч растянул этот процесс минут на пятнадцать. Обстоятельно пальпировал лимфатические узлы, очень долго осматривал ротовую полость, долго обсуждал с Максимом Семеновичем следы, оставшиеся от реанимационного пособия. Нетрудно было догадаться, что Стаканыч тянет время по просьбе коллеги-заведующего, в надежде на то, что Саше надоест наблюдать и он уйдет.

Саша предполагал, что осмотр органов Стаканыч начнет с сердца — ведь речь прежде всего шла о наличии или отсутствии острого инфаркта, но он начал, как и положено, с головного мозга. «Не скачите от одного органа к другому, а методично двигайтесь сверху вниз», учили в институте.

С мозгом Стаканыч провозился около полутора часов, хотя вообще-то такой профессионал, как он, мог бы уложиться и в двадцать минут. Санитар, которому полагалось быть на подхвате, откровенно заскучал — сначала вздыхал и позевывал, а потом отпросился у Стаканыча на перекур (при начальстве в форточку курить не рискнул) и отсутствовал около получаса.

После каждого разреза, Стаканыч, обычно крайне немногословный, долго комментировал то, что он увидел и вспоминал какой-нибудь случай из практики. Обращался он при этом не к Саше, а к Максиму Семеновичу, который вообще-то не любил тратить время попусту, но сейчас охотно поддерживал пустопорожние разговоры. Саша тоже время от времени вставлял замечания, чтобы показать, что он не чужой на этом «празднике жизни».

Исследование ротовой полости сопровождалось длинным рассказом Стаканыча о том, как плохо ему установили импланты и как он заставил халтурщиков-стоматологов, переделать все забесплатно…

Осмотрев язык, Стаканыч порассуждал о том, что обоняние и способность распознавать вкусовые ощущения с возрастом страдают меньше, чем зрение и слух…

Увидев на пищеводе небольшой дивертикул,[36] Стаканыч рассказал историю о том, как в стародавние времена некий малограмотный рентгенолог принял дивертикул пищевода за опухоль…

Во время исследования легких Стаканыч вдруг вздумал проэкзаменовать Сашу. На середине процесса сунул ему в руки нож и сказал:

— Ну-ка, покажите нам, чему вас в институте учили!

Небывалый случай — заведующий патологоанатомическим отделением допускает к проведению ответственного вскрытия ординатора-кардиолога! Саша сразу же понял, в чем заключается коварство этого предложения. Если он сделает что-то не так, то его прогонят — Стаканыч вспылит и выставит его из зала. И ведь будет формально прав. Напортил мне тут, так проваливай, не нервируй! Подстава чистой воды, вот что это такое.