строем вверх устремлялись многочисленные стволы разнообразных деревьев, покрытые всевозможными ползучими паразитами вроде лиан. Вверху эти стволы, лианы и иже с ними раскидывались и переплетались в единую массу изумрудной зелени, образующую многослойную, цветущую, пахнущую и живущую своей жизнью накидку, накрывающую окрестности так плотно, что здесь, внизу, стоял ощутимый полумрак позднего вечера. В этой многоярусной накидке что-то свистело, пищало, гулко ухало, язвительно улюлюкало, насмешливо хохотало, поедало друг друга, радовалось жизни и размножалось. Вот, судя по звукам, точно размножалось, как, впрочем, и всё остальное. Но это там — наверху. А здесь, внизу, стволы-колоны, чавканье под ногами и никакого движения, поедания и размножения. Чем не болотистые джунгли? Да всем болотистые, хоть я их и не видел.

— Нет, давай его всё-таки бросим и подстрелим что-нибудь на ужин, — прервал мои созерцательные размышления тот, который не нёс меня.

— На ужин настреляют другие, не волнуйся, — спокойно отвечал мой носильщик.

— Вождь по головке не погладит за эту падаль, — настаивал первый. — Всё ровно подохнет.

— Вождь спасибо скажет и лучшими войнами племени объявит. Ты хочешь быть лучшим воином племени?

— Спросил! Конечно, хочу! Только за этого нас плоды турога сошлют собирать. А я — воин, а не какой-нибудь грязный сборщик.

— Иди тогда и стреляй кого-нибудь на ужин. А я стану лучшим воином и попрошу вождя отдать тебя ко мне в услужение.

Далее диалог прекратился. Видимо, второй решал свою участь. Стать лучшим воином, скорее всего, было для него пределом мечтаний. Но, с другой стороны, альтернатива стать каким-то там сборщиком каких-то плодов пугала его ещё больше. Отсюда я сделал вывод, что дисциплина у этих незнакомцев серьёзная, а наказания суровые и беспощадные. А какой можно было сделать вывод, если, по их же словам, за какую-то не принесённую дичь на ужин тебя разжалуют в низшую касту?

— Ладно, — снова подал голос тот, что не нёс меня. — Давай так. Положим его здесь ненадолго. Настреляем дичи. И вернёмся и с ним, и с дичью.

— Нет, — выдал после долгих раздумий тот, что нёс меня. — А если его здесь сожрут? За что тогда великих воинов получим?

Перспектива быть сожранным мне тоже никак не улыбалась, причём настолько никак, что я уже был готов подать голос и обозначить своё возвращения к жизни.

— Хорошо, давай решим так, — не сдавался тот, что нёс меня. — Если он подохнет по дороге или вождю не понравится, то перед Великим вождём буду отвечать только я. Ты с этой минуты будешь решать свою судьбу как хочешь. И закончим на этом.

А вот это было совсем другое дело. Вот под таким решением вопроса я готов был поставить свою подпись не задумываясь. И хлюпать по подозрительному болоту не нужно. И перспектива дожидаться на сухом бугорочке какой-нибудь кровожадной твари тоже не маячила на горизонте. А парень-то далеко не глуп, как мне первоначально показалось. И логика присутствует. И тараканы в черепной коробке резвенько так бегают. Если окажется, что он не один такой самородок в племени, то вполне можно и договориться, а не выступать в роли экзотической забавной зверюшки.

Практически полностью успокоившись, приняв эти обнадёживающие мысли за основу, я даже не заметил, как задремал, под монотонное покачивание на спине несущего меня. Конечно, физиологическая целостность организма — это очень важно и приятно, с какой стороны ни посмотри. Но стрессы никто не отменял, и серое вещество, вольготно расположившееся между ушами, требует периодического приведения его в уравновешенное состояние. И самоё лучшее средство для этого — спокойный здоровый сон в полнейшем отрубе.

***

Просыпаться я начал от чувства всевозрастающего дискомфорта. Причины его ещё пока не были ясны, но чувство неустаканенности уже присутствовало. Наученный бесценным опытом за время пребывания в этом мире, я не спешил открывать глаза, да и вообще каким-либо образом показывать, что я уже в этой реальности.

Нет, мы лучше пока попритворяемся. Точнее, вспомнив систему Станиславского, убедительно поживём в образе человека в полном отрубе. Вдруг чего полезное услышат мои уши. И на основе этого мой уже слегка отдохнувший и уравновесившийся мозг разродится гениальной моделью моего дальнейшего поведения. Хватит, прошли времена дурацкого тыканья слепым котёнком куда надо и не надо. Я как-то резко прозрел, поумнел и сильно поуспокоился. Да и ежеминутные смены настроения куда-то испарились. Причём мгновенно: стройными рядами, в упорядоченном отступлении.

— Великий вождь, мы принесли тебе странное существо, которое спасли в болотном озере.

— Как смеешь ты обманывать меня, недостойный звания война? Это обычный гел. Правда, довольно глупый, если забрёл в наши земли и попробовал своим утоплением осквернить наши великие болота.

— Сначала мы тоже так подумали, о Великий вождь, но это не гел. Подойди поближе, и ты увидишь это.

— Ты стал слишком нагл, Туг. Как ты смеешь приказывать мне, Великому вождю?

— Но, это не гел. Он только выглядит как гел, наверняка принял его облик. Но запах. Великий вождь, гелы пахнут не так. В нашем мире вообще так никто не пахнет. А если это тот, о ком говорит пророчество гургутов? Если это тот, кого гургуты ждут с начала основания мира?

— Я помню пророчество, Туг. Или ты обвинил Великого вождя в потере памяти?

— Нет, Великий вождь. Как можем мы, недостойнейшие? Но, если верить пророчеству, то сейчас самоё время ему появиться. Гелы воюют с варами.