Так как более продвинутые в технологическом плане заводы занимали помещения предприятий, использовавших менее современные технологии, эвакуация стимулировала модернизацию промышленной базы в восточной части страны. Тем не менее объединение заводов, рабочих, руководящего состава и методов производства не всегда шло гладко. Слияние завода № 22, крупного авиационного предприятия, эвакуированного из Москвы, и менее крупного и технически продвинутого завода № 124, уже существовавшего в Казани, наглядно показывает, к каким сложностям нередко приводили такие союзы[333]. Первоначальный план эвакуации завода № 22 предполагал продуманную транспортировку предприятия в два этапа, первый из которых был намечен на август 1941 года. Из-за стремительного приближения немцев к Москве второй этап пришлось ускорить – он начался 16 октября, во время беспорядочной и поспешной эвакуации столицы. Большинство рабочих завода прибыло в Казань в начале ноября. Оборудование приехало только в январе: в Москве его погрузили на баржи, по пути замерзшие в Волге и Оке. Часть застрявшей в дороге техники до Казани так и не добралась – ее перераспределили между заводами, расположенными ближе к фронту. Остальное оборудование удалось доставить, только когда завод отправил четыреста лошадей – мера, которую сложно переоценить в условиях, когда все шло на нужды армии, – и группу рабочих, чтобы из замерзшей Волги перетащить технику к железной дороге. Поразительный контраст между современным оборудованием и сотнями лошадей и людей, волокущих его по замерзшей реке и разбитым сельским дорогам, отражает самую суть усилий, вложенных Советским Союзом в помощь фронту. Однако в Казани выяснилось, что оборудование заржавело и его остается только списать. Поэтому завод № 22 начал в Казани новую жизнь, располагая лишь частью станков, погрузка, отправка и спасение которых из замерзшей Волги отняли у рабочих столько сил.

У рабочих возникали и свои трудности. По прибытии многих временно разместили в Казанском кремле, потому что селить их было негде. Пелагии Давыдовой, двадцатидвухлетней рабочей, после изнурительной дороги до Казани пришлось бороться за получение жилья:

Приехав в Казань, мы разместились в Кремле. Я за три дня оформилась на завод. Жилплощади у меня не было. Из Кремля нас перевели в Горсовет, а в Горсовете нас не приписывали, выгоняли, пусть, говорит, вам двадцать второй завод дает площадь. На заводе с первых же дней у меня получилось несчастье, вытащили все документы, хлебные карточки, комсомольский билет, заводской пропуск, я пошла к нач. цеха т. Рехтман, заявила ему об этом. Он говорит, у вас тридцать три несчастья, идите, говорит, и получайте хлебную карточку. Потом дали мне ордер на жилплощадь в Козью слободу, я туда сходила, но меня не пустили, говорят, что у самих тесно. Я пошла обратно в завод. Работу я не бросала. Из Горсовета не уходила, пока не дали мне другой жилплощади. Потом мне дали ордер в Соцгород. Пошла смотреть жилплощадь, но она была уже занята другими. Я пошла обратно в завод, опять прошу ордер. Потом переехала в подвал в дом № 10. За вещами моими смотрели соседи, а я все время ходила на работу. Потом выписали мне опять ордер. Пошла туда, хозяева меня приняли, ничего против не имели, у них я жила год. Когда ко мне приехала сестра, нам стало тесно, мы перешли на другую квартиру. Сейчас я привыкла к своей квартире, как в Москве, как устроилась в Соцгороде и чувствую себя как дома. О Москве не думаю пока и не мечтаю[334].

Давыдовой относительно повезло – несмотря на все ее беды, она в конце концов нашла пристанище. Многие молодые рабочие завода так и остались бездомными: одни жили на заводе, другие сбежали, а некоторые умоляли отправить их на фронт – но руководство отказывало, потому что рабочих рук и так не хватало. Заводская администрация размещала рабочих, где могла, но далеко не все имели доступ к водопроводу, а уборные в помещении и отопление вообще мало у кого были. Зима 1942 года выдалась необычайно суровой как в Казани, так и в других местах (температура опускалась до минус сорока пяти градусов), а рабочие завода № 22 этой зимой совсем не получали топлива.

Условия на объединенных заводах были одинаково тяжелыми. На принимающем предприятии, заводе № 124, отопительная система обладала невысокой мощностью, и температура во многих цехах едва достигала пяти – шести градусов выше нуля. Вплоть до апреля 1942 года на заводе не было ни одной отапливаемой уборной или умывальной – правда, имелась баня. Руководство завода № 22 проявило инициативу, оборудовав туалеты, душевые, медпункты, питьевые фонтанчики, резервуары для кипяченой воды, санпропускник, помещение для дезинсекции от вшей и вторую баню. Но лютая зима все равно не обошлась без последствий. Большинство рабочих жили в 8–14 километрах от завода, куда добирались пешком, потому что трамваи в городе почти не ходили. Многие отмораживали ноги, и в какие-то дни буквально тысячи рабочих приходили на завод с опозданием или не приходили вовсе. Заводское руководство решило проблему, взяв под контроль трамвайную линию. В цехах изготовили запчасти, необходимые, чтобы снова пустить трамваи, и завод поддерживал линию в рабочем состоянии. Столовая на принимающем заводе № 124 не была рассчитана на выросшее после объединения количество рабочих. На протяжении нескольких недель эвакуированные из Москвы питались холодными бутербродами, пока руководство завода № 22 не построило большую кухню, к декабрю 1941 года готовившую 100 000 горячих обедов в день. Чтобы обеспечивать кухню продуктами, заводской отдел рабочего снабжения договорился с тремя совхозами. Совхозы оказались не в лучшем состоянии: ни фуража, ни семян для следующего посева, полуразвалившиеся амбары, сломанное оборудование. Вскоре завод начал наводить в совхозах порядок, чтобы нормально кормить своих рабочих.

Проблемы продовольствия, жилья и транспорта медленно решались, зато между руководителями и рабочими двух предприятий вспыхивали новые конфликты. Оборудование на заводе № 124 и так оставляло желать лучшего, а когда им пришлось еще и делиться с несколькими тысячами новоприбывших, обе группы негодовали друг на друга из‐за создавшейся тесноты. Еще более серьезные разногласия возникали между руководителями и мастерами из‐за методов производства. Московский завод № 22 представлял собой современное, технологически развитое предприятие, где самолеты собирали на конвейере, а детали изготавливали по шаблонам. На казанском заводе № 124 конвейера не было, а для изготовления деталей использовались более трудоемкие, требующие квалифицированной работы методы. Попытка приезжих из Москвы внедрить на заводе № 124 свои методы привела казанских руководителей и мастеров в бешенство. Между начальниками цехов дошло до драки. Атмосфера так накалилась, что директора обоих заводов вынуждены были созвать экстренное собрание всех рабочих, чтобы все успокоились. В декабре 1941 года