конфликт «разрешился» прямым указанием из Москвы подчинить казанский завод № 124 единому руководству московского завода № 22.

Благодаря эвакуации завода № 22 в Казань завод № 124 превратился в современное предприятие, возможно, на несколько десятилетий раньше, чем это произошло бы при ином развитии событий. Установили конвейер, собранный заводом № 22. Рабочие либо сами изготавливали нужные детали, либо искали замену. Конвейер сокращал затраты труда на каждую единицу продукции и ускорял производственный процесс, но вместе с тем лишал казанских мастеров старшего поколения возможности применять свои навыки. Рабочие, поступавшие на заводы в годы войны, как и в последующие годы, попадали на современное производство со всеми необходимыми условиями: конвейером, туалетами, душевыми, медпунктами и просторной столовой. Руководство завода № 22 содействовало тому, что многие предприятия пережили в военные годы схожий опыт модернизации. Его поставщики, например, повысили не только производительность, но и качество – достижение, долгое время сохранявшееся и после войны.

Ил. 5. Сборочный цех Кировского танкового завода в Челябинске. 1942 год. Публикуется с разрешения РГАКФД.

Хотя процесс модернизации иногда давал сбой, сторонники более быстрого и эффективного производства, как правило, одерживали верх. Иллюстрацией трудностей, сопряженных с вытеснением старых методов производства новыми, служит пример Кировского завода, после эвакуации из Ленинграда объединенного с Челябинским тракторным заводом. На ЧТЗ, построенном в 1930‐е годы, тракторы и танки собирали на конвейере. На старом, знаменитом Кировском заводе каждый трактор собирали по отдельности от начала до конца. Когда Кировский завод с 7000 рабочих прибыл в Челябинск, на объединенном предприятии танки стали производить, используя более новую систему, уже существовавшую на ЧТЗ. Однако солдаты на фронте вскоре столкнулись с проблемами: двигатели перегревались, тормоза работали неисправно, оптические приборы были сконструированы плохо. Жозеф Котин, главный конструктор Кировского завода, настоял на возвращении к старому, индивидуальному подходу, применявшемуся в Ленинграде. После долгих споров Котин добился своего, и производство тяжелых танков полностью реорганизовали. Но позднее на фронт начали поставлять прежде всего более легкие танки Т-34, своей быстротой и эффективностью прославившиеся на весь мир. Т-34, сконструированный с учетом всех требований, предъявляемых к танку на поле боя, собирали на конвейере[335].

* * *

За аккуратной статистикой Совета по эвакуации стоят беспорядочные, опасные и непредсказуемые перемещения миллионов эвакуированных и беженцев. Прибывая на новое место организованными эшелонами или самостоятельными группами, люди сталкивались с проблемами поиска жилья и работы в городах, плохо приспособленных к тому, чтобы их принять. Они лишились всех удобств и жили в условиях гораздо более тяжелых, чем на прежнем месте. Хозяева и «гости» конфликтовали из‐за площади, методов производства и скудных ресурсов. Найти жилье было непросто, и отношение к эвакуированным часто менялось на куда менее приветливое. Несмотря на колоссальные трудности, война оказалась испытанием, заставившим органы здравоохранения применять все более действенные профилактические меры, строителей – строить новые предприятия и инфраструктуру, а местные власти – устанавливать электросети и прокладывать дороги. Промышленность стремительно модернизировалась, чтобы удовлетворить нужды фронта. Ввод предприятий в эксплуатацию, обычно занимающий не один месяц, осуществлялся за несколько недель. В Саратове рабочие встали за станки, когда вокруг них еще возводили стены. Через две недели после того, как в Саратове выгрузили последний станок, был готов первый истребитель «МиГ». Рабочие Харьковского танкового завода выпустили первый танк менее чем через десять недель после демонтажа, погрузки и отъезда на восток[336].

Эвакуация в конечном счете дала мощный стимул к модернизации: не самые продвинутые в технологическом отношении предприятия объединялись с более развитыми, складывались четко налаженные производственные процессы, велось строительство. Потребовались огромные транспортные ресурсы и возведение новых зданий, где могли бы разместиться существенно расширившиеся предприятия, объединившие ресурсы западных и восточных регионов страны. В 1944 году Советский Союз произвел почти в четыре раза больше боевых самолетов, чем в 1940 году, в десять раз больше боевых машин (в основном танков), в восемь раз – тяжелых орудий, вдвое – стрелкового оружия. Вместе с тем всем отраслям, за исключением оборонной промышленности, отчаянно не хватало ресурсов. Бо́льшая часть продукции, еще выпускаемой другими предприятиями, включая стройматериалы, текстиль, обувь, инструменты и транспорт, шла на фронт. Острый дефицит металла, оборудования, паровозов, железнодорожных составов, автомобилей, кирпичей, цемента, древесины, текстиля и обуви серьезно осложнил восстановление страны после войны[337]. Пройдет еще много лет, прежде чем у рядовых граждан появятся нормальная одежда, обувь, жилище и еда. Однако это были долгосрочные задачи, немыслимые в условиях, когда под угрозой оказалось само существование страны. Пока задача оставалась одна – прогнать фашистов с советской земли и выиграть войну. Эвакуация и возобновление производства на востоке способствовали ее решению.

Глава 3

Хлеб насущный: накормить людей

Хватит ли у нас хлеба в связи с потерей территории, не будет ли голода?

Вопрос, заданный на собраниях в колхозе-«передовике» Нерльского района, в колхозах Фировского района и на других собраниях[338]

Эвакуация миллионов людей и утрата сельскохозяйственных угодий на оккупированных территориях нанесли Советскому Союзу двойной удар. Земли, где выращивали бо́льшую часть хлеба, оказались в руках у немцев, поэтому система распределения продовольствия, включавшая в себя колхозы и совхозы, магазины розничной торговли, пищевые комбинаты и транспорт, серьезно пострадала. На территории, оккупированные к ноябрю 1941 года, до войны приходилось 38 % производства зерна, 84 % сахара и 38 % скота. Производство обработанных пищевых продуктов в период между 1940 и 1942 годами сократилось на 58 %[339]. В то же время, несмотря на огромную нагрузку на транспортную систему, надо было кормить миллионы эвакуированных и беженцев[340]. У людей в бараках и землянках не было отдельной кухни. Другие, по-прежнему жившие в своих квартирах или домах, все реже могли достать топливо для приготовления пищи. На смену домашним трапезам повсеместно пришли обеды в общих столовых: только там подавляющее большинство рабочих, учащихся, детей и остального населения могло получить горячую еду.

В течение трех недель с начала войны государство установило продовольственные нормы для городских жителей и наемных рабочих. Постепенно иерархия распределения продовольствия между разными группами населения все более усложнялась. Государство в значительной мере финансировало выдачу продуктов по карточкам, и они стоили недорого. В отличие от других участвовавших в войне стран, где ввели карточную систему, в СССР продовольствия не хватало до такой степени, что государство было вынуждено почти полностью приостановить продажу продуктов питания в розничных магазинах. Однако того, что выдавали по карточкам, было недостаточно, чтобы прокормить армию и гражданское население. Пятнадцатилетняя Раиса Ройтман с семьей